Император 2025. Изначальные. Книга первая. Руслан Шаров

и воскресенье, – если нет учений, по скользящему графику, так же, как и подразделение. Меня особо никто не спросил. Харлампиев заявил, что начнет заниматься со мной уже с завтрашнего дня, и руки не помешают. Пока ему руки не понадобятся.

      – Готов, Расть, Великим Воином становиться? – обратился он ко мне.

      Ну что же я мог ответить?

      – Конечно, готов, – храбро проговорил я и, увидев зажегшийся огонек в глазах моего будущего учителя, засомневался. – Ну или почти готов, – добавил уже не так браво.

      В школу нужно было идти только через неделю. Об этом мне сообщила мама следующим утром. А папа добавил, что у меня ровно тридцать минут, после чего я должен быть готов ехать с ним в бригаду. Харлампиев уже ждал.

      Эх, как же я пожалел, что смалодушничал и не заявил в тот вечер, что хочу стать великим гитаристом или певцом, бардом, таким, как Владимир Высоцкий…

      Неделя до школы прошла в сплошных муках. Действительно, руки мои никто не трогал. Зато ноги… тренажеры, бег, приседания и растяжка на специальных снарядах-блоках к вечеру доводили до состояния умопомрачительной усталости. Перед тем как папа забирал меня домой, мне делали массаж. Но это был не тот массаж, который в прошлом году делали мне в детском санатории, это была дополнительная пытка, добровольно-принудительная.

      – Не пищи, воин. Это на пользу. Скоро научишься и сам будешь себе делать, а через месяц начнем еще иглы ставить, чтобы улучшить метаболизм.

      Я мечтал о субботе – как о летних каникулах раньше. Утром, забрав сумку, которую притащил из пещеры и так ни разу не открыл за эту дикую неделю, я ушел в поселок, в дом, который снимал Агей Нилович. Половина дома, где он жил, была оплачена до конца этого года, и хозяйка заявила, что выполнит договор, поэтому я могу приходить и пользоваться вещами, раз уж покойный мне их оставил.

      За время, что прошло после похорон, я ни разу не смог заставить себя прийти туда, где два года проводил так много времени. Сумка открылась легко и оказалась пустой, за исключением странного кожаного круглого подсумка. Открыл его, и оказалось, что это чехол для гибкого металлического приспособления длиной где метр двадцать. С одной его стороны была рукоять, а с противоположной – лезвие из черно-серого металла с прожилками длиной сантиметров пятнадцать. Я сидел в любимом кресле Агея Ниловича за письменным столом и осматривался.

      На столе лежал развернувшийся с шелестом то ли нож, то ли кнут. Стопки книг были везде вокруг: на столе, на полу, на диване и даже на шкафу. Я выдвинул верхний из трех выдвижных ящиков. Поверх, видимо, очень дорогого письменного набора лежал конверт с вензелями в углах. Вверху было написано каллиграфическим с завитушками почерком Агея Ниловича: «Для Растислава, моего друга и соратника!»

      У меня навернулись слезы. Стер их бинтом правой руки и положил незапечатанный конверт перед собой. Еще раз вытер слезы, достал из конверта лист вощеной бумаги и начал читать последнее послание от близкого мне человека, который стал для меня другом и