Синие горы. Елена Чубенко

со щеки, но всё равно Варя заметила. От греха подальше тихонько занырнула в постель, пока не попалась врачам. А отец, обрадованный увиденным, посидел ещё немного и заспешил на вокзал, домой, с добрыми вестями.

      В рейсовом автобусе он сидел на самом первом сиденье, нетерпеливо заглядывал вперёд. Проезжая злополучное кладбище, напротив которого перевернулась машина, вгляделся в дорогу. Обочина как обочина, некрутая. На мотоцикле бы просто съехал, и всё. А тут без сноровки перевернул свою коробочку. О том, что машина, ещё неделю назад сверкавшая новеньким лаком, превратилась в помятую жабу, не думалось. Сегодняшний день подарил самое главное – он увидел, что Варя ходит. Ночные кошмары с обездвиженной дочкой ушли из головы!

      Он вспомнил, как вернулся тогда домой поздним вечером, в день аварии. Сел на крылечко и окаменел, обхватив голову. Ничего не шло на ум. В глазах была дочка, лежащая на больничной кушетке. И в это время с полей приехала жена. Хлопнула дверца газика, послышались её шаги.

      – Но, всё ладно? Успели на самолёт? – спросила она сразу. И он не нашёл ничего лучшего, как сказать: «Я ведь её сегодня убил». Жена как стояла, так и упала наземь. Подбежав к ней, поднимал её с земли, а у самого куда-то враз пропали силы. Упав рядом на коленки, трепал по щекам и бормотал:

      – Авария у нас случилась. В больнице она. Слышь, Люд? В больнице, говорю.

      Ох, и получил он тогда от своей Людмилы за это «убил». Про аварию уж молчала – сама же настояла на том, чтобы именно он отвёз дочку. Страшные же слова доктора «позвоночник сломан» сказал уж утром следующего дня.

      Не хотел потом в дом заходить: всюду видел заплаканные глаза жены. Почернела вся, будто состарилась за час. И всё чаще останавливалась у бабушкиной иконы. Сроду, бывало, лоб не перекрестит. И икона стояла на божнице, как память о бабушке. А больше по стародавней деревенской традиции, как у всех, чтобы было куда на Пасху яичко положить. А тут всё стоит да стоит напротив неё, шепчет. Сама себе тоже простить не может, что прогнала в тот день Тольку-дурачка с его «церквой» от ворот. Рассказала потом мужу, да и разревелась. Мол, строил бы церкву да крест и молился под её воротами, блаженный, может, беда бы и обошла дом.

      Бабе Ане про аварию рассказывать пока не стали. «Выпишется девчонка, потом уж расскажем», – решили на семейном совете. Улетела, сдаёт экзамены, вот и весь сказ. А про то, что сам худеть на глазах начал – понятно. Сенокос в разгаре, не до жиру.

      В общем, грустно жилось в деревне без Варюхи. И добрые вести, что вёз Алексей домой, были как раз вовремя.

      А в больнице в этот день Варю было не узнать. Как будто засохший цветочек на окошке водой полили. Ожила. И будущее уже не так страшило.

      А тут ещё «лихач» Вовка привёз газету, свёрнутую трубкой. Улыбаясь, развернул свёрток: внутри лежал букетик лесных ромашек. Варя обомлела. В серых стенах больницы эти ромашки казались нереальными. Она молча смотрела на них и даже забыла, что следует говорить в таких случаях. А Вовка любовался реакцией и улыбался во весь рот.

      – Как ты догадался, что я их люблю?

      – Не