Тающий след. Татьяна Краснова

мама уже приедет. Вероника осторожно прикасалась к декабрьскому дню: его не существует, но вот же, они смотрят друг на друга – смотреть можно, а отрывать нельзя.

      И она сторожила момент, когда можно будет оторвать следующий листок – когда сегодня превращается в завтра… или вчера в сегодня. А до чего было жаль оторванные! Дня уже нет, а его листочек есть, и Вероника засовывала их в самые разные книги – спасала ушедшее время. На некоторых календарных листках были стихи, и их можно было наклеить в альбом и спасти уже наверняка.

      Марлена пыталась подлизаться к ним с бабушкой и принесла целую пачку открыток, старых, но красивых. А Вероника, когда никого не было, забралась на подоконник и мстительно выбросила их в форточку. Как они летели с высокого этажа! Как кружились, осыпаясь на асфальт! А утром их подмел дворник, открытки – не манная каша, и тайное не стало явным.

* * *

      Время от времени Ида брала из шкафа несколько книг, и они отправлялись на Старый Арбат к букинистам, а оттуда – на Новый Арбат, за новыми детскими книжками, или нотами, или в «Детский мир» за новой одеждой. В стакане с «фантой» плясали и подпрыгивали золотые искры – это счастье вырывалось фейерверком.

      А еще в комнате с поющим паркетом появилось пианино, причем благодаря Марлене, – от каких-то ее уезжавших за границу знакомых. На бестолковость самой Марлены это, однако, не повлияло.

      – А ведь ты была права, – сообщала она Иде, – когда говорила, что девчонка израстется. Но мне не верилось, что настолько гадкий утенок может перемениться! Мать ее не узнает. А деньги она что, так и не шлет?

      – У Веронички на редкость счастливая внешность, – отвечала Ида со своим бесконечным терпением. – Благодаря своей миниатюрности она будет выглядеть юной до преклонных лет. Мы с тобой этого не увидим, но поверь мне на слово.

      – Маленькая собачка – до старости щенок, – подтверждала бестолковая Марлена. – Но я-то имела в виду, что она больше не похожа на Чебурашку.

* * *

      И вдруг приехала мама. Все было как в мечтах: объятия, смех и слезы, разговоры обо всем вперемешку. И мама забрала ее домой! Вот только дом был почему-то не тот и не там – комната-коробочка в продуваемом всеми ветрами безликом районе-муравейнике. Вероника заикнулась о настоящем доме, светлом зале, пианино, а мама вместо ответа начала рыдать, а потом твердо и напористо проговорила:

      – Впредь я не желаю слышать о твоих капризах и прихотях. Ты должна понимать: мы не можем жить по-богатому. Я загубила свою карьеру, потому что потратила молодость на тебя и твои болячки. Да, у тебя могла бы быть другая судьба – ведь ты уже участвовала в «Утренней звезде»!

      И Вероника низко опускала голову – она сама все испортила, не оправдала ожиданий. Еще нельзя было спрашивать о том человеке, с которым мама жила за границей, и о самой этой жизни – она начинала так бурно и так долго рыдать, что это могло продолжаться и на следующий день, и остановить ее рыдания было невозможно ни просьбами, ни обещаниями, ни собственными