Романовы. Семейные тайны русских императоров. Вольдемар Балязин

вызовом.

      Особенно гордился и хвастал своими многочисленными победами сам император, сообщая о них с особым удовольствием собственной жене. Что же касается Екатерины, то она свою связь с Григорием Орловым хранила в глубочайшей тайне. И эта тайна становилась тем сокровеннее, чем ближе подходили роды. И таким образом, Екатерина представала перед двором чистой и нравственной страдалицей, а Петр Федорович выглядел этаким козлоногим сатиром, сексуальным маньяком и беспробудным пьяницей.

      Однако же в доме банкира Кнутцена скрывалась не только эта тайна. Григорий Орлов и два его брата, Алексей и Федор, все чаще стали поговаривать о том, что престол должен принадлежать Екатерине и надобно от слов переходить к делу – готовить гвардию к новому перевороту.

      Настроения такого рода не были неожиданностью или же новостью для Екатерины.

      Еще в декабре 1761 года, когда дни Елизаветы Петровны уже были сочтены, с нею доверительно поговорил воспитатель Павла Петровича, граф Никита Иванович Панин. Он сказал Екатерине, что Петра Федоровича следует отрешить от наследования трона, короновав его малолетнего сына, и поручить регентство ей, Екатерине. А в день кончины Елизаветы Петровны к ней приехал капитан гвардии, князь Михаил Иванович Дашков, женатый на племяннице Н. И. Панина – Екатерине Романовне Воронцовой, родной сестре фаворитки Петра Елизаветы, и сказал: «Повели, мы тебя взведем на престол».

      Тогда Екатерина отказалась, понимая, что такого рода предприятие не совершается экспромтом и его следует тщательно и надежно подготовить. Однако мысли об этом не оставляли ее ни на минуту, так как Екатерина понимала, что у нее нет выхода: Петр III либо заточит ее в тюрьму, либо насильно пострижет в монастырь, чтобы вслед за тем немедленно жениться на Елизавете Воронцовой и с нею короноваться на царство.

      А тем временем роды приближались, и Екатерина боялась, что Петр Федорович узнает об этом.

      В начале апреля 1762 года Екатерина поделилась своими опасениями с одним из наиболее доверенных слуг Василием Григорьевичем Шкуриным.

      Во дворец принимали мужчин и женщин «статных, лицом пригожих и взору приятных», по пословице: «Молодец – хоть во дворец», и Шкурин полностью тому соответствовал.

      Когда Екатерина приехала в Петербург, он служил истопником в ее апартаментах в Зимнем дворце и с самого начала сумел завоевать ее симпатии и доверие. Шкурин свято хранил тайны своей госпожи, особенно потворствуя ее роману с Григорием Орловым.

      За несколько дней до родов Екатерина сказала Шкурину, что боится, как бы из-за ее крика во время родов Петр Федорович не узнал об этой тайне. На что Шкурин, бывший в то время уже не истопником, а камердинером, сказал:

      – Чего бояться, матушка? Ты уж дважды рожала. Родишь и в третий – дело бабье. А что касаемо до государя, то я так сделаю, что его в тот момент во дворце не будет.

      – Не много ли на себя берешь, Вася? – усомнилась Екатерина. – Петр Федорович все же император, а кто – ты?

      – Не сомневайся,