Око воды. Ляна Зелинская

Найдём вам место, а я могу и на сеновале поспать, да и Коннор тоже…

      – А как же мои старые кости?

      Зафаринка стрельнула в него угольно-чёрным взглядом и снова принялась уговаривать свою хозяйку, но та оказалась непреклонна.

      Лея смотрела на густую белую шапку, висевшую над мостом, и думала, что туман – это даже лучше: никто не увидит, что она выбросила кулон. Всю дорогу она молилась, чтобы им не встретился никто из рыцарей, и уж точно она не собиралась ночевать на постоялом дворе, пока не избавится от этой опасной вещи. Единственное, что её смущало – это недавний сон. Там тоже были мост и туман. И успокаивало только то, что в том сне мост был айяаррский, каменный, в три арки, а здесь всего в одну и сделан каменщиками из Броха.

      Рут долго бормотала какие-то свои зафаринские молитвы, на что Коннор покачал головой и вручил ей поводья лошади с поклажей со словами:

      – А это чтобы руки были заняты и не тряслись от страха.

      На что зафаринка фыркнула, положила другую руку на рукоять шемшира и, выпрямив спину, с застывшим лицом направила свою лошадь к мосту. Лея ехала последней, и когда оказалась в тумане, чуть попридержала лошадь, чтобы отстать от своих спутников.

      Наверное, она остановилась в самой середине моста. Напоследок ей захотелось взглянуть на эту красивую вещь. Приблизилась к перилам, расстегнула сумочку на поясе и достала кулон. Всю дорогу она боролась с желанием забрать его с собой в Рокну, изучить и понять, что за камень внутри этого серебряного веретена. Но страх был сильнее, и она развернула бархат.

      Камень в кулоне ожил, засиял нежно-голубым светом, и на нём тонкой чертой явственно проступил вертикальный зрачок. Вокруг стало тихо. Так тихо, словно вокруг был и не туман вовсе, а белый гусиный пух, который совсем не пропускает звуки. Лея протянула руку вперед – кончики пальцев исчезли в густом молоке. И тут она поняла, что совершенно не слышит шума реки. В этом месте Сура обычно ревела и рвалась между утесов в долину, как обезумевший зверь, и ее пенные языки временами подлетали до самых перил. Но сейчас было тихо. Слишком тихо, как будто кто-то усмирил грозного зверя и остановил течение.

      Лошадь под ней вдруг начала дрожать, прядать ушами и дергать удила, и в какое-то мгновенье показалось, что она сейчас её сбросит и ринется куда-то в мутную глубину. Лея огляделась – моста под ногами уже не было видно, нельзя было понять, куда ехать, даже голова лошади стала не видна в этой мгле.

      – Не бойся, все хорошо, Лаванда, – она чуть отпустила поводья и погладила лошадь по шее, – не бойся, всё хорошо…

      Она шептала эти слова, зная, что её голос успокоит животное, которое готово было броситься наугад, не разбирая дороги, а может быть, так она успокаивала сама себя, потому что ей вдруг стало по-настоящему страшно. Вспомнился сон и слова Рут об умерших и призраках, что бродят в этом тумане и сбрасывают в реку тех, кто стоит на мосту…

      Лее ощутила наползающее удушье. Туман стал плотным, вязким и как будто живым. Казалось, им невозможно даже дышать, он был похож на пар, которым лечат больных красной