Орден Скорпионов. Айви Эшер

измученную страхом душу и раны, которые теперь украшают мое тело. Руки и плечи начинают чесаться – это заживают ожоги от железа.

      Я тянусь через плечо, чтобы ощупать порезы на спине, и цепи, сковывающие мои запястья, звенят. Но под кончиками пальцев я чувствую лишь гладкую, неповрежденную кожу, и я хмурюсь в замешательстве.

      – Я позволил тебе исцелиться, потому что ты нужна мне здоровой, – говорит Дорсин, и я перевожу взгляд на него. Он все еще стоит у открытого окна, но его жестокие голубые глаза теперь устремлены на меня. – Но твоя боль и покалеченное тело тоже могут сослужить мне хорошую службу. И я хочу, чтобы ты помнила об этом, пока мы… проводим время вместе. – Он отодвигается от окна и делает шаг ко мне.

      Я все еще жмусь в углу, упираясь спиной в камень, и вытягиваю руки перед собой – будто смогу защититься, если он нападет.

      «Когда он бросится на меня», – поправляю я себя, потому что он сделает это – это написано на его лице, я вижу.

      – Но время, проведенное со мной, не обязательно должно стать для тебя кошмаром. Ты понимаешь это, Осет?

      Желудок вновь скручивает от тревоги, а фейри неторопливо подходит еще ближе. Паника заставляет мое сердце биться быстрее, в глазах резь от страха и горя.

      – Я задал тебе вопрос, Осет, ответь мне, – резко говорит он, и от его тона я непроизвольно выпрямляюсь.

      – Это… это мое имя? – заикаюсь я, вместо того, чтобы ответить на угрозу, которую он замаскировал невинным вопросом.

      Он замирает на полушаге, его темная бровь вновь вздрагивает, приподнимаясь, – этот тик я заметила раньше.

      – Не вздумай играть со мной, девчонка, – предупреждает Дорсин. – Ты уже достаточно взрослая, так что наверняка слышала страшные истории о том, что я делаю с теми, кто смеет меня расстраивать. Не думай, что положение твоего отца или то, что я от него получу, поможет тебе.

      – Кто мой отец? – требовательно спросила я и тут же вновь вжалась в стену, заметив пламя гнева, вспыхнувшее в глазах Дорсина.

      – Простите, – поспешно добавляю я, но он уже приближается ко мне: его черты выглядят угрожающе, в сжимающихся кулаках – обещание боли. – Я ни во что не играю. Клянусь, я ничего не знаю!

      Он хватается за цепи, прикрепленные к полу, и с силой дергает их. Кожа на моих руках вопит от боли, но меня рывком отрывают от стены, и я падаю к ногам убийцы. Внезапно его пальцы путаются в моих волосах, он тянет меня вверх, и я кричу, пытаясь подтянуть скованные ноги к себе.

      – Я не обманываю вас! Клянусь, не обманываю, – кричу ему я, и он приближает свое лицо к моему – в нем читается раздражение.

      От него пахнет первой травой и свежей утренней росой, и в своей голове я пытаюсь как-то соединить этот аромат невинности с яростью, что плещется в его глазах.

      – Я что, должен вбить в твою бестолковую головку, кто ты и что твой отец задолжал мне? – рычит он, его глаза бегают по моему лицу, ища ответ. – Может, вместо этого я должен втрахать в тебя эти знания? – Голос Дорсина нежный, как шелк, но его руки трясут меня