Трилогия Харканаса. Книга 1. Кузница Тьмы. Стивен Эриксон

итель Хуст (и легион Хуста)

      Хуст Хенаральд

      Калат Хустейн

      Финарра Стоун

      Торас Редон

      Галар Барас

      Абара-Делак

      Кория Делат

      Нерис Друкорлат

      Сандалата Друкорлат

      Орфантал

      Вренек

      Нерет-Сорр

      Вата Урусандер

      Оссерк

      Хунн Раал

      Рисп

      Севегг

      Серап

      Ренарр

      Гуррен

      Офицеры легиона Урусандера

      Скара Бандарис

      Илгаст Ренд

      Халлид Баханн

      Эстала

      Кагамандра Тулас

      Шаренас Анхаду

      Тате Лорат

      Инфайен Менанд

      Пограничники

      Ринт

      Вилл

      Ферен

      Галак

      Лаханис

      Традж

      Цитадель

      Синтара

      Эмрал Ланеар

      Эндест Силанн

      Седорпул

      Райз Герат

      Легил Бехуст

      Матерь-Тьма

      Шейки

      Шекканто Дерран

      Чародей Реш

      Капло Дрим

      Скеленал

      Ведьма Рувера

      Азатанаи

      Гриззин Фарл

      Кильмандарос

      Сешуль Лат

      Эррастас

      Каладан Бруд

      Т’рисса

      Старец

      Яггуты

      Худ

      Готос

      Хаут

      Варандас

      Кория Делат (заложница)

      Прочие

      Грипп Галас

      Харал

      Нарад

      Бурса

      Олар Этил

      Тисте: Обители, Великие и Малые дома, жрецы и двор

      Пролог

      …Итак, ты нашел меня и желаешь услышать мой рассказ. Когда поэт говорит об истине с другим поэтом, на что стоит надеяться истине? Позволь мне кое о чем спросить тебя. Возможно ли в вымысле отыскать воспоминания? А может, ты хочешь обнаружить в воспоминаниях вымысел? Что из них услужливо кланяется другому? Измеряется ли мера величия исключительно подробностями? Вполне вероятно, если из подробностей состоит вся ткань мироздания, если все существующие в нем темы – не более чем смесь идеально упорядоченных и безошибочно составленных списков… и при условии, что я склонюсь перед вымыслом, как если бы он был доведенными до идеала воспоминаниями.

      Но вот только похож ли я на того, кто преклонит колени?

      Не существует историй, единственных в своем роде. Ничто не имеющее себе равных не заслуживает даже второго взгляда. Мы с тобой хорошо это знаем. Мы можем исписать тысячу свитков, излагая судьбы тех, кто считает, будто они являются началом и концом всего сущего, тех, кто помещает всю вселенную в маленькие деревянные шкатулки, которые затем запихивает себе под мышку, – наверняка ты повидал их немало, проходящих мимо. Им есть куда идти, и где бы ни находилось то место, оно нуждается в них, ибо без их впечатляющего появления наверняка перестало бы существовать.

      Циничен ли мой смех? Звучит ли в нем презрение? Вздыхаю ли я, в очередной раз напоминая себе, что истины подобны скрытым в земле семенам, и кто может сказать, какая дикая жизнь родится из этих семян, если за ними ухаживать. Предсказания глупы, воинственные заявления жалки. Но все подобные споры давно позади. Если мы с тобой когда-то и вели их, то очень давно, в другую эпоху, когда оба были моложе, чем нам казалось.

      Эта история будет подобна самой Тиаме, многоголовому созданию. Мне свойственно носить маски и говорить множеством голосов чужими устами. Даже когда я был зрячим, видеть одной лишь парой глаз было для меня подобием пытки, ибо я знал – чувствовал всей душой, – что мы с нашей единственной точкой зрения упускаем большую часть мира. И ничего не можем с этим поделать. Это наша преграда на пути к пониманию. Возможно, лишь поэты всерьез недовольны подобным положением дел. Не важно: если я вдруг чего-то и не вспомню, то попросту выдумаю.

      Не существует историй, единственных в своем роде. Жизнь в одиночестве – это жизнь, стремительно движущаяся к смерти. Но слепой никогда не спешит; он лишь нащупывает свой путь, как и подобает в этом полном неопределенностей мире. Так что можешь воспринимать меня как метафору, ставшую реальностью.

      Я – поэт Галлан, и слова мои будут жить вечно. Это не