Ave Eva. Инна Кабыш

где был ад – остался ад.

      И я не потому осталась,

      что ты в моём окошке свет:

      любовь и кровь,

      любовь и жалость –

      чего-чего на свете нет.

      К примеру, счастья нет на свете,

      но есть великий неуют,

      где с горя ставшие как дети

      уже не плачут, а поют.

      Поют –

      ну это ли не чудо

      (какое там – в руке рука!).

      …Я знала, что с тобою буду

      несчастлива, –

      наверняка.

      «И я замыслила побег…»

      И я замыслила побег,

      да только некуда податься,

      пускай жара бы или снег –

      мороз и солнце, минус двадцать,

      но это: слякоть и октябрь,

      метро,

      пинки,

      звонки,

      тетради –

      чуть-чуть помедленней хотя б,

      не счастья для, а Бога ради.

      «Суженый, путь мой сужен…»

      Суженый, путь мой сужен,

      мне ведь никто не нужен:

      Бог меня создал целым –

      теломдушоюделом,

      дал мне не просто много –

      всё.

      Возропщу ль на Бога,

      давшего только счастье

      тем, кого создал частью?..

      «Я других затем любила…»

      Я других затем любила,

      чтоб тебя опередить,

      я тебя по правой била,

      чтобы мог по левой бить.

      Я могла сказать такое

      (всяк другой – убил!),

      чтоб не стало ни покоя

      у тебя,

      ни сил.

      Берегут зеницу ока,

      а НЗ хранят:

      сядь высо́ко,

      глянь глубо́ко –

      Я спасла наш ад.

      «Как на рассвете светится…»

      Как на рассвете светится,

      как на закате жжётся,

      любится, да не терпится,

      плакать бы – ан смеётся.

      Нету печали радостней

      этой, почти хрустальной.

      Кто это нынче рядом с ней?

      Пусть остаётся тайной!

      Кто там спустился с горочки,

      вижу я по походке –

      сладкое это с горечью

      в самой своей серёдке.

      Невыносимо лёгкое –

      и с каждым днём всё легче –

      парусом,

      чайкой,

      лодкою,

      бармами – на оплечье.

      Не соловей за рощею

      мне насвистел такое:

      время всегда хорошее,

      даже когда плохое.

      «Меня поймали на любви…»

      Меня поймали на любви

      (на воровстве так ловят вора,

      крича: «Лови его! Лови!»

      для вящего его позора).

      И вот я в ссылке и в тюрьме,

      в ловушке, в каторге, в остроге,

      но свет – он светит и во тьме,

      но Бог – я помолчу о Боге!

      …Теперь я знаю, что любовь –

      неблагодарная работа:

      они меня поймают вновь,

      они убьют меня без счёта…

      «А берёза – кости вся и кожа…»

      А берёза – кости вся и кожа –

      на из гроба вставшую похожа:

      Лазарь,