Людмила Гурченко. Танцующая в пустоте. Валерий Кичин

том времени Гурченко. – Я – вся в белом, в розовых перьях с золотом. Или я – вся в черном с пушистой белой муфтой. И музыка, музыка, музыка!..

      Уже будучи признанной драматической, даже трагедийной актрисой, уже сыграв роли в фильмах «Двадцать дней без войны», «Пять вечеров» и «Сибириада», уже соединив в себе самой кино как воплощение идеала – и кино как отражение реальности, кино в лучах театральных софитов – и кино, максимально приближенное к толпе, Людмила Гурченко продолжала считать удел звезды поющей и танцующей главным делом своей жизни. И страдала от нереализованности детской мечты, которая преследовала ее до конца дней.

      В Москву она отправлялась как в преддверие этого сияющего мира. Дорогая ей проза военного детства, сурового и нежного, кошмарного и полного живых теплых воспоминаний, отлетала в прошлое, впереди, ей казалось, ждала только музыка, волшебные чертоги киностудий, слава. Она будет актрисой!

      – Я плакала, вспоминая свой отъезд из Харькова в Москву навсегда. К нашему дому впервые в жизни подъехало такси – мы ведь жили бедно, в полуподвале. Положили в машину чемодан, аккордеон, посадили маму. Папа сказал: «Леля, ты едь с Люсей, а я боюсь – не выдержу, заплачу и все вам испорчу». Машина отъехала, и еще долго я видела своего папу в полосатой пижаме, возле него стояли наш пес Тобик и кот Мурад с облезшим хвостом. И еще долго мелькал папин платок. А я ехала и тихо шептала: «Милый, дорогой мой папочка, я тебя не подведу, во что бы то ни стало – ты будешь мной гордиться!»…

      Никакой малостью из своего детства она не захочет поступиться, когда много лет спустя споет на телевидении «Песни военных лет». Эту память сделает своей главной темой в искусстве. И когда в новой постсоветской России поставят под сомнение ценность самой этой памяти – это она воспримет как предательство.

      Чечеточка

      Только несамостоятельный художник бежит за модой. Он бежит, а она тоже не стоит на месте. Побеждает тот художник, который никому не подражает, избегает чужих цитат и заимствованных ассоциаций. Побеждает тот, о котором говорят как о само собой разумеющемся: «Сегодня я смотрю Герасимова». И это может быть произведением только его. И ничьим больше.

Из книги «Аплодисменты, аплодисменты…»

      Если петь Люся Гурченко училась у папы и у Марики Рекк, то говорить – у харьковской улицы. И потом всю жизнь пыталась отучиться от этой уличной мовы, ею козыряя только при случае, но с нескрываемой гордостью: мы – харьковские!

      …2010 год. На нашей маленькой редакционной сцене Гурченко играет-рассказывает для трех десятков моих коллег – с той же самоотдачей, с какой играла бы для трех тысяч зрителей. Не очень заботится о последовательности рассказа – важен образ. Идут воспоминания о совместных съемках с Олегом Басилашвили, но это только трамплин, взлетная полоса для импровизаций:

      – …О да, Олег Басилашвили – настоящий интеллигент, я его утонченностью всегда восхищалась! Вы же понимаете: я сама-то