Этот большой мир. Борис Батыршин

длиной около двенадцати сантиметров, было выполнено в классической манере – узкой, длинной щучкой, и великолепно держало заточку. Дома у меня имелся целый арсенал оселков, разнообразных брусков и ремней для тонкой правки – и здесь рука не поднялась уродовать любовно направленное лезвие единственным найденным на кухне точильным камнем сомнительного качества. Надо будет одолжить у деда что-нибудь поприличнее, а пока и так сойдёт – крайний раз я наводил остроту на свою стальную «бабочку» всего за день до «попадалова», и с тех пор особо нож не использовал…

      Кулябьев, как и прочие зрители, не сразу сообразил, что это так весело блестит у меня в руке, а когда понял, наконец – я уже приблизился на расстояние трёх шагов.

      Как там советовал сын турецко-подданного? «Клиента надо довести до состояния, когда его можно испугать простым финским ножом». Ну, может, не точно так, не слово в слово – но общий смысл передан верно, и сейчас Кулябьеву придётся в этом убедиться.

      Это был полнейший беспредел, разумеется. На моей памяти ни в той, прежней, ни в этой школе, ни разу за все десять лет не то что ножей – свинчаток в ход не пускали. Да что там не пускали, не припомню, чтобы кто-то из одноклассников хотя бы хвастался подобными опасными игрушками. Всё же, интеллигентский район, где я обитал раньше, как и новое место жительства, проходящее по разряду элитного (хотя здесь такие понятия ещё не в ходу) – это вам не хулиганские Лихоборы или совсем уж бандитская Капотня. И ничего подобного приличные мальчики и девочки из восьмого «В» класса школы номер семь никак не ожидали. Ну, извините, так уж получилось: нет у меня ни времени, ни желания долго и упорно убеждать вас, что я не маменькин сынок, не размазня и не потенциальный объект для небезобидных шуточек, а то и откровенной травли. Давайте поставим все точки над «Ё» сразу, жирно, чтобы все поняли, что к чему – а там видно будет.

      А Кулябьев-то сдулся, как-то сразу, вдруг. Веснушки сделались яркими на враз побледневшей физиономии, на лбу выступили крупные капли пота. Он уже не прёт буром навстречу – пятится, не отрывая полных ужаса глаз от пугающей «мельницы» в моих пальцах. Шаг, ещё шаг – и вот он упёрся лопатками в доску, и Ирка Кудряшова, вторая «рыжая» в нашем классе, испуганно прыснула в сторону со сдавленным «ой, мамочки…»

      Смещаюсь чуть вправо, так, чтобы моя спина загораживала хотя бы от части одноклассников картину происходящего. А ведь с Кудряшовой станется выбежать сейчас с воплем в коридор – и если на её зов явится кто-то из педагогов, мне придётся кисло.

      А значит – не будем терять времени.

      – Ты чё, а?… – выдавливает из себя Кулябьев.

      – Через плечо. – отвечаю нарочито ласково. – Просьба к тебе имеется. Ты ведь не откажешь, верно?

      Балисонг клацнул, складываясь в рабочее состояние. Лезвие метнулось к воротнику расстёгнутого пиджака. Громкий деревянный стук – это затылок моего визави пришёл в соприкосновение с доской, после того, как он попытался размазаться по её поверхности.

      Стальная