Горький мед. Даниэла Стил

и поймешь: миру нужно то, что ты делаешь. Прелестные милые картинки, снимки собачек и мордочки детишек, которые ты время от времени мне присылаешь – все это, конечно, хорошо, но ведь ты способна на большее! Я не говорю о том, что приобретет или потеряет искусство, но ведь может оказаться и так, что именно благодаря твоим фотографиям убийства детей прекратятся.

      – Это нечестно, Рауль! – с горячностью перебила Глэдис. – Не смей заставлять меня чувствовать себя виноватой! Ты же отлично знаешь, что я не могу просто так бросить все и уехать на целый месяц. Ведь у меня четверо детей, муж и никаких бабушек или дедушек!

      – Так, черт возьми, найми постоянную прислугу, которая за стол и жилье будет на протяжении месяца ухаживать за твоей сопливой командой. Или разведись. Ведь не можешь же ты вечно сидеть на одном месте и при этом оставаться классным фотографом! Ты и так уже потеряла четырнадцать лет. Просто удивительно, как о тебе до сих пор не забыли. Во всяком случае, чудаки, которые хотели бы поручить тебе ту или иную работу, все еще находятся. Ну а ты совершаешь большую глупость, когда обращаешься так со своим талантом!

      – Как – так?

      – Преступно! – отрезал Рауль, и Глэдис поняла, что агент рассердился всерьез. Это было особенно обидно, ибо в глубине души Глэдис сознавала его правоту.

      – Я вовсе не «потеряла» четырнадцать лет, – возразила она в жалкой попытке оправдаться. – У меня четверо детей, и все они здоровы и счастливы. Что бы с ними было, если меня подстрелили бы где-нибудь на Мальдивах или в Никарагуа? Кто заменил бы им мать? Может быть, ты?

      – Нет, конечно, – согласился Рауль. – Тут ты права. Но, если я не ошибаюсь, твои многочисленные дети уже достаточно большие, чтобы самим о себе заботиться. Во всяком случае, никому из них больше не надо менять пеленки и вытирать нос. И я не понимаю, что мешает тебе вернуться к работе, которую, как мне помнится, ты когда-то любила. Твой муж тоже не инвалид, ты ведь не кормишь его с ложечки и не выносишь за ним судно, не так ли?

      Этот выпад напоминал прямое оскорбление, но Глэдис пропустила слова Рауля мимо ушей, ибо ей вспомнилось, что Дуг сказал ей вчера вечером. После этого Глэдис страшно было даже заговаривать с ним о том, чтобы куда-то уехать. Подобный шаг с ее стороны вполне мог обернуться серьезной катастрофой для их брака.

      – Я не могу, Рауль, и ты это прекрасно знаешь, – повторила она еще раз и вздохнула. – Твой звонок... Он меня очень расстроил.

      – Вот и хорошо, – безжалостно ответил Рауль. – Зато теперь ты, быть может, скорее сдвинешься с мертвой точки. И если я добьюсь этого своими звонками, я окажу огромную услугу всему человечеству.

      – Ладно. Спасибо, что подумал обо мне. Надеюсь, ты сумеешь найти кого-то, кто сумеет отлично сделать этот репортаж, – сказала она в трубку, думая о корейских детях.

      – Тот, кто сумел бы сделать этот репортаж так, как надо, только что от него отказался, – едко ответил Рауль. – На днях я тебе перезвоню, но имей в виду: так легко, как сегодня, ты от меня не отделаешься. Я не отстану,