Любовь дарующие: рассказы о любви, надежде и мурчащих котах. Людмила Лаврова

И ее глаза, синеющие от радости, как море в полдень, стали для него главным признаком того, что выбор Нины верен. А оказалось…

      Нина приходила в себя медленно. Словно выныривала из болота, то и дело пытаясь снова спрятаться там, залечь на дно, чтобы никого не видеть. И Люба тянула дочь, заставляя дышать, смотреть по сторонам, видеть снова себя и своего ребенка. Слишком дорого обошелся ей опыт недолгой семейной жизни. Маше было всего три, когда женщина оформила развод и стала свободной. Муж ее ни на что претендовать не стал. Маша осталась с матерью. Угрозы, которыми он сыпал до развода, не имели последствий.

      Люба знала, что это заслуга лучшего друга отца Нины. Маститый, известный в столичных кругах юрист, просто не мог позволить себе потерять репутацию на таком пустячном, в свете его практики, деле.

      Они справились. Очень медленно, осторожно, но Нина оставила за спиной все, что было, и начала строить свою жизнь заново.

      И вот! На тебе! Любимая дочь выдает такое, что сердце на мгновение остановилось, дало сбой, а потом застучало чаще, барабаня прямо по нервам. Что это было? Случайная оговорка или отголосок… Как там? От осинки не родятся апельсинки? Да нет! Не может быть!

      Нина, стиснув виски пальцами, стояла у окна и пыталась успокоиться.

      А Маша в это время мыла пол в коридоре. Ей было стыдно, конечно, но не слишком. В конце концов, она тоже человек и сколько можно уже на нее кричать?! Хотя… Мама-то была, конечно, права, да и голос повышала редко. Но лучше же вообще так не делать? Что она как маленькая? Ее ругает, когда Маша выходит из себя и повышает голос, а сама?

      Закончив с полами и вымыв кроссовки, Маша заглянула к матери.

      – Мам? Ты голодная?

      – Нет.

      – А я голодная.

      – Суп в холодильнике. И котлеты тоже. Вперед. Не маленькая уже.

      Маша нахмурилась. Приплыли! Мама обиделась. И, похоже, всерьез. Тут без тяжелой артиллерии не обойтись. Придется звонить бабушке. Та, конечно, устроит Маше выволочку, но хотя бы подскажет, что делать.

      Но бабушка оказалась занята.

      – Быстро дуй ко мне! Помощь нужна!

      – Ба, я не могу! Мама сердится.

      – Поругались?

      – Ага.

      – Тогда еще быстрее дуй! Будет вам повод для примирения.

      Что имела в виду бабушка, Маша поняла, когда, тихо спросив у матери разрешения и не получив в ответ ничего, кроме холодного кивка, промчалась два квартала и, перепрыгивая через ступеньку, поднялась на третий этаж. Дверь оказалась не заперта, и Маша подумала, что маме хватило бы этого повода, чтобы еще и бабушке устроить головомойку. Мыть там, правда, было уже почти нечего. Бабушкина голова была украшена ультрамодной стрижкой почти под ноль, но Маша приходила от этого в полный восторг. Она подарила бабуле на день рождения крупные броские серьги и хохотала, глядя, как та вертится перед зеркалом, напевая: «Цыганка с картами, дорога дальняя…»

      – Ба, я пришла!

      – Очень хорошо! Иди сюда!

      Котенок лежал на стареньком байковом