Шуньята под соусом демиглас. Мира Тернёва

есть в ней что‐то привлекательное. Это сама жизнь – стремительная, сочная, волнующая. Но когда видишь её, думаешь прежде всего о смерти.

      Она струилась по его коже и тут же пропадала. Бледнея, как выгорающая на солнце краска, бесследно растворялась, не оставляя после себя ничего: ни пятен, ни острого металлического запаха. А потом принималась течь снова – чтобы через мгновение исчезнуть.

      – Слушай, Бу, – сказала Принцесса. Опустившись на корточки, она в любопытстве склонила голову набок. – Кажется, ты и в самом деле бессмертный. Не повезло.

      А тот вскочил – вот прям как был, с торчащим в горле ножом – и заметался по комнате. Он не додумался его выдернуть, может, забыл или не чувствовал, не знаю. Только размахивал руками, задирал майку, пытаясь её стянуть, оголяя жировые складки на пузе:

      – Какая гадость! Ненавижу! – И расчёсывал руки, как будто хотел содрать кожу вместе с налипшей кровяной плёнкой. Хотя её и не было. – Почему нельзя умереть?! – снова заладил он. – Боже, я просто хочу умереть! Неужели я многого прошу?!

      Мне вдруг подумалось, что у нашего приятеля наверняка куча фанатов и сейчас они гогочут, сидя у экранов с ведёрками попкорна. А рейтинги растут, и всем заебись, все довольны, даже Майя.

      Может, она оценит это выступление и смилуется над нами, даст чуть больше времени на поиски Брахмана, вот какая оптимистичная мысль мелькнула у меня в голове.

      Но тут Бу, не удержавшись на ногах, споткнулся и с диким грохотом повалился на журнальный столик. Раздался хруст, на стекло брызнула кровь.

      – О господи, – сказала Принцесса. – Он упал на карандаши.

      Невозможно, скажете вы, немыслимо. Ни один человек на земле не способен так облажаться. Но знаете что, ребятки? Вы не уловили сути. Как там говорится? Вселенная всегда отзывается на запросы? Ну вот, получите, распишитесь.

      Крови становилось всё больше: капли собирались в лужицы, кляксами расплывались по бумагам, но теперь уже не исчезали.

      Я бросился к Бу и, потормошив, перевернул его на спину. Он был тяжёлым, как мешок с цементом, и неповоротливым. Из глаз у него торчали ярко-красные карандаши, которые издалека можно было принять за лазерные лучи.

      – Тебя, случайно, зовут не Кларк Кент[27]? – не удержался я. – А, мужик?

      Мне не пришло в голову ничего другого. И не было ни ужаса, ни сожаления – только дурацкое неуместное веселье, как у ребёнка, не понимающего, что такое смерть.

      – Он что, умер? – растерянно спросил я, не получив ответа. И потряс чувака за плечи, похлопал по мясистым щекам в надежде, что он сейчас опомнится, снова начнёт ныть, бегать туда-сюда, спектакль продолжится после антракта, и всё будет как прежде. – Эй, Бу, ты чё, сдох? Ты ж бессмертный, алё!

      До меня не сразу дошло, что он уже не отзовётся. На том конце провода больше не было абонента.

      – Теперь он Смертный Бу, – с видимым облегчением сказала Принцесса. – Даже убивать не пришлось, как удобно.

      – Но ведь получается, что мы всё‐таки его убили, – возразил я. И почувствовал болезненный укол вины.

      Наши

27

Земное имя Супермена.