Витамина. Александра Лиманская

талась до поры. Дом, квартира, комната, мебель, вид из окна – немые свидетели трагедии помнят всё. «Почему это я вдруг цепенею, почему мне постоянно грустно, откуда берётся беспричинная усталость? Да что ж со мной не так?» – подумала я тогда и заплакала. Психолог помогла мне «заметить», что «не так». Вот, мы с мужем спим на том же диване, на котором остались помнящие всё разводы от преждевременно излившихся из меня вод, стоило бы его почистить. Вот, мы с собакой гуляем на территории поликлиники, в которой я наблюдалась у гинеколога по беременности, здание которой видно из окна нашей комнаты. И эти объекты напоминают мне, так и шепчут: «Ты недогоревала! Да, тогда тебе не хватило времени, не было сил, мы всё видели, всё знаем. Но ты тоже должна понять: нельзя перешагнуть через горе, убежать от него, ты этого не умеешь. Нужно прожить его как следует» И тогда я начала писать эту историю.

      Тема не нова, «очередная книга про прервавшуюся беременность» (хотя, по правде говоря, их не очень много, особенно на русском языке), но каждая беременность, чем бы она ни закончилась, уникальна, ведь история складывается из миллиона деталек, которые колоссальным образом влияют на целое.

      Я забеременела будучи на последнем курсе магистратуры. Беременность протекала неплохо, плод без патологий хорошо развивался. Всё произошло мгновенно, за несколько часов.

      В моём случае, никто из окружающих не запрещал мне чувствовать, проживать потерю, плакать, говорить об этом столько, сколько надо. Вокруг были родные и поддерживающие люди, заботливый и внимательный муж, родители, женщины со своими историями. Мне было не стыдно и не страшно рассказывать другим, что случилось, испытывать любые чувства. «Да, вот так бывает».

      Да, на пути встречались равнодушные врачи, я стала жертвой «не надо нам портить статистику», но осознала это только после случившегося.

      А ещё я сразу жила с мыслью, что ни за что на свете не буду рожать ребёнка с тяжёлыми пороками развития, если удастся выявить их на ранних сроках, что я не хочу такую историю, хочу избежать всего, что можно избежать. У меня никогда не было в голове и на языке «ангелочков на облачке», ребёночка, Ванечки-Манечки, моего маленького, ничего этого. В том числе поэтому мне так сложно сейчас осознавать и принимать, что абортированный плод – это часть нашей семейной системы. Моей главной проблемой было (и остаётся) – признание факта: мы_потеряли_ребёнка. Мне трудно принять, что эта внезапно прервавшаяся беременность теперь часть нашей семьи, это нельзя игнорировать, списывать со счетов, не учитывать. Это надо признать. И надо признать, что этот опыт дался не так легко, как мне бы хотелось.

      Процесс написания, вспоминания, обдумывания пережитого стал для меня терапией. И я хочу поделиться своей, нашей историей с другими, рассказать, как это было, чтобы знакомые узнали обо мне больше, нашу семью лучше, а незнакомые нашли что-то для себя.

      История складывается из трёх частей: беременность, выкидыш и сегодня. История закончена, потому что этот этап пройден. И одновременно она не закончена, потому что наша семья продолжает свой путь, а описанное событие лишь одно из ряда случающегося с нами.

      А теперь по порядку.

      Беременность

      В конце августа – начале сентября, мы были женаты уже год, мужу приснился сон о том, как меняется вероятность зачатия от количества незащищённых половых актов. «Там на доске была написана формула и график. Получается, на 16-ый раз наиболее вероятно наступит беременность». «Ну, и сны у тебя, математик… 16-ый, потому что у меня день рождения 16-ого? Проверим?». «Я не математик, не знаю. Можем и проверить».

**

      Когда мне было 10 лет, почти исполнилось, мама сообщила, что летом на свет появится малыш. Кажется, пол ребёнка тогда был неизвестен. Как бы вы отреагировали? Я плакала. Навзрыд. У меня случилась истерика, жизнь закончилась.

      Мне так не хватало внимания родителей, мне так хотелось больше времени проводить только вместе с ними! 5 дней в неделю они уезжали на работу до рассвета и возвращались затемно. 2 дня в неделю они хотели выспаться (теперь я их понимаю) и поддержать социальные контакты – встретиться с друзьями. Отпуск летом проходил семьёй, но в разъездах, обычно с кем-то ещё, теми же друзьями или родственниками. Я мечтала быть с ними, ходить гулять, втроём ездить в зоопарк, только мама, папа и я. Всё это бывало, идиллические моменты, всем весело, все счастливы, но исключительно редко, недостаточно. Такого, что мы сидим дома и играем во что-то втроём я вообще не помню. Играли только вдвоём с папой: в карты, в футбол (его ворота – дверь на кухню, мои прямо напротив – шкаф в коридоре). А если я пыталась привлечь к нам маму, он ревновал и обижался. Когда я пошла в школу, даже игры с папой закончились.

      Нам троим, как я это видела, постоянно кто-то мешал: другие взрослые, дети, родственники, дела по дому, работа. Я думала, родители меня понимают и изо всех сил ищут возможность исправить эту несправедливость. А они решили завести ещё одного человека, чтобы он дополнил список отвлекающих нас людей. И что за человека – малыша, который требует 100% внимания, который такой маленький, миленький и беззащитный! Я же уже превратилась в гадкого непропорционального утёнка-подростка и практически не требовала