Девочка со спичками. Екатерина Тюхай

оставалась дырочка. Полина высунула в нее нос и снова посмотрела на оленя.

      Он стоял, поблескивая, на фоне выпуклого, тисненого темно-зеленого массива листвы и предъявлял миру свое совершенное, рыже-золотистое тело. Пластиковый олень был куда более радостным, красивым и настоящим, чем вся ее жизнь здесь после смерти матери.

      Полина скользнула глазами на шкаф в углу, ощупала мысленно полки: вон там, справа, на самом верху, лежат мамины недошитые платья – в крафтовой синей коробке, пыльной и никому не нужной, кроме нее. Она иногда приоткрывала ее, пока отец не видел, брала пахнущий маминым парфюмом – Kenzo, «Большая волна» – шелк или ситец и щупала его, крутила, садилась на шаткий стул, непослушными пальцами пыталась вспомнить обметочный шов. Она чувствовала, что это будет очень сложно.

      – Полина!

      Крик отца сотряс стены, и Полина поспешно схватила с пола у кровати огромные черные наушники, втащила их под одеяло, натянула на голову и включила нейророк.

      Она, конечно, не была Cervus elaphus – но тоже научилась отлично убегать.

* * *

      – Давай, Зоркий! Ну, чё ты тупишь!

      Мячик для пинг-понга с треском врезался в зеленый стол, обернутый дешевой проекцией.

      Двор школы номер пять города Троицк-N, весь в щетках желтоватой полузасохшей травы, казался выцветшим по сравнению с неоновой яркостью стола для AR-пинг-понга. Стол привезли в начале учебного года; он был новенький, один на всю школу – и за него вечно шла борьба.

      Двор постепенно разваливался, турники проседали, белые бордюры дорожек тускнели, но сама школа пока держалась. Ее построили давным-давно, лет семьдесят назад, из добротного красного кирпича. Сейчас она была похожа на строгую старушку-учительницу – с высокими старомодными узкими окнами, портретами писателей и ученых на затертых стенах, низенькая, двухэтажная, но все еще крепкая.

      – Не надо. Меня. Торопить. Илья.

      Мальчик в квадратных очках методично отбивал атаки в свой адрес. Обе стороны его головы были выбриты, одна окрашена в розовый, другая – в голубой. Фамилия мальчика, Зоркий, звучала почти издевательски, потому что его зрение было безнадежно посажено с раннего детства. Родители Зоркого когда-то отказались делать ему операцию, потому что ее должен был сделать робот, по квоте, бесплатно. Зоркие слыли махровыми консерваторами, поэтому Леша носил очки с толстыми стеклами, пытаясь компенсировать свой изъян вечно меняющимся цветом волос.

      Илья в ответ только ухмыльнулся: он нахально поигрывал ракеткой в промежутках между ударами и ловко перебрасывал ее между левой и правой ладонью.

      – Димитрова! – Илья размахнулся особенно сильно.

      Девочка, которая в этот момент проходила мимо, застыла от неожиданности: мячик с подачи Ильи врезался в край стола рядом с ней, выбив сноп виртуальных искр и оранжевой светящейся лавы прямо ей в лицо, – ребята играли на уровне «Жерло вулкана».

      – Да, Илья, – улыбнулась она. Ее руки нервно сжали подол короткого бордового бархатного платья с белым воротничком-стойкой.

      – Дашь