Расставание из ада. Энн Давила Кардинал

ушами убегает в кусты.

      Ничего не могу с собой поделать и думаю о Сэме. Его лицо всплывает в голове, как будто кто-то специально запечатлел его в моей памяти, но по мере того, как мышцы разгораются, я сосредотачиваюсь на движениях ног и рук и ритме дыхания. Когда я возвращаюсь домой и захожу в душ, Сэм уходит на задний план. После ужина я лежу в кровати и читаю очередную книгу, когда слышу голоса в гостиной, в частности нежное воркование бабушки, суетящейся над кем-то. Мне становится любопытно, я открываю дверь спальни и вижу, как абуэла пытается накормить Зи печеньем.

      – Мигуэла, дорогая Зерахиил пришла, чтобы отвезти тебя на ярмарку, разве это не заботливо с ее стороны?

      Бабушка прямо-таки сияет. Она всегда обожала Зи. Ей нравится в ней все: от длинных светлых волос до пышных женственных юбок, не говоря уже о милом характере. Думаю, бабушка одобряет нашу дружбу, поскольку надеется, что Зи положительно повлияет на меня.

      Я сажусь рядом с Зи на диване.

      – Так бы оно и было, если бы я не написала ей десять раз, что не пойду, – со стоном говорю я.

      – Но потом ты выключила телефон и я решила, что ты передумала! – Зи хлопает ресницами, явно солгав.

      Я замечаю золотистые кристаллы, свисающие у нее из ушей, протягиваю руку и ощупываю.

      – Последнее время ты постоянно их носишь. Что делает этот камень?

      – Это цитрин. Он приносит радость и воодушевление.

      – На мне это не работает, – шепчу я.

      Она не обращает внимания на мои слова.

      – И как я только что говорила твоей бабушке, Осенняя ярмарка – это такой праздник в Вермонте, что я просто не могу позволить тебе пропустить его.

      Абуэла поворачивается ко мне:

      – Это правда, Мигуэла. Мы живем в таком красивом месте. Ты должна пойти, дорогая.

      И это говорит женщина, которая никогда не отпускает меня гулять вечером, когда я действительно этого хочу.

      Зи лучезарно улыбается мне, и на секунду я подумываю, не спихнуть ли ее с дивана. На самом деле я бы никогда этого не сделала. Но при этом она участвует в кампании «Разве ты не любишь Вермонт?» с тех пор, как я сказала, что поступила в Калифорнийский университет Лос-Анджелеса. Мне лучше просто пойти, пока она не сказала что-нибудь такое, что вызовет любопытство у абуэлы. Я закатываю глаза и встаю с дивана.

      – Ладно. Но ненадолго, – заключаю я и иду в комнату, чтобы взять толстовку и телефон.

      Абуэла подходит ко мне с расческой. Она что, разложила их по всему дому, чтобы мучить меня?

      – Вернись домой к девяти тридцати. Завтра в школу, niñas[7] .

      Она заканчивает проводить расческой по моим волосам спереди (на то, чтобы расчесать всю голову, ушел бы час и вмешательство Бога) и застегивает молнию на толстовке, хотя на улице почти пятнадцать градусов. (Что очень странно, если задуматься об этом.)

      Бабушка провожает нас до двери, целует в обе щеки и машет рукой:

      – Повеселитесь!

      Это заговор, клянусь. Как только мы оказываемся вне пределов слышимости, я шиплю:

      – Это было

7

Девочки (исп.). (Прим. пер.)