Дым на солнце. Рене Ахдие

ум как знак чести. Которая, несмотря на весь мир, сговорившийся против нее, была гораздо более изобретательной, чем любой из мужчин, которых когда-либо знал Оками.

      Он не стал бы подвергать Марико риску.

      Даже ради всего ночного неба в мире. Даже ради каждой звезды.

      – Не требуется много усилий, чтобы покорить сердце простой девушки. – Яд Року проник в разум Оками в тот же миг, когда он вынырнул, чтобы вдохнуть воздуха. – Женщины – непостоянные существа, готовые улыбаться любому слушающему уху. Единственная женщина, которой мужчина может доверять, – это женщина, которая его родила, и даже в этом случае я бы всегда советовал проявлять осторожность. – Его брови на мгновение нахмурились, а затем разгладились с появлением еще одной улыбки.

      Эта улыбка выдавала Року. В ней Оками заметил проблеск раздражения. Вполне вероятно, что за исключением его матери все остальные женщины относились к Року с пренебрежением большую часть его короткой жизни. Оками мог представить, как юные девушки императорского двора смотрели на наследного принца. Низкий и менее грозный, чем его красивый старший брат. Второй во всех отношениях, кроме того, что он не заработал сам – своего происхождения.

      Такой была извращенная правда Року.

      – Возможно, госпожа Марико питает к тебе теплые чувства, – продолжил Року. – Только после того, как ты сдался, она сделала шаг вперед. Или, возможно, это не ты выгнал ее из безопасной тени. Может быть, ее сердце тронул сын Асано Наганори? Мой отец говорил, что Наганори умел обращаться с женщинами.

      Смешно. Как ни посмотри. И все же было больно слышать подобное от этого мальчишки.

      Оками начал смеяться. Он начал тихо, позволяя своему смеху перерасти в низкий рокот. Когда он взглянул на императора, его смех замер на распухших губах, новое осознание осветило его правду яркими красками. Это поразило его. Отрезвило.

      Потому что это было все равно что смотреться в зеркало.

      – Это лучшее, на что ты способен, Минамото Року? – Оками внезапно поднялся, его пульс бешено стучал в его венах. – Должно быть, ты ужасно боишься. Твоя слабость – мужество, не так ли? – Он сделал еще один шаг вперед, насколько позволяли его оковы. – Это то, чего ты боишься? Быть преданным, как был предан твой отец до тебя? – Голос Оками эхом отражался от железных прутьев. – Ты боишься, что можешь умереть так же, как он? – Он сделал паузу, позволяя своим словам превратиться в шепот. – Или, возможно, ты боишься, что я могу вырваться из этих цепей и закончить то, что начал мой отец. – Подчеркивая свои слова, он дернул за металлические звенья, сковывающие его запястья и ступни, и звук разнесся в полутьме.

      Как и ожидалось, грубый сторожевой пес рядом с императором снова замахнулся катаной, его лицо исказилось от гнева.

      – Вот оно, – тихо сказал Року. – Стоило впустить тебя в мой разум, и это дало мне шанс заглянуть в твой.

      Оками поднял подбородок, его глаза расширились, пока он проклинал далекий свет.

      – Верность, – произнес Року.

      Кровь