Записки охотника. Иван Тургенев

изредка посмеивался из-под длинных своих усов.

      Мы с ним толковали о посеве, об урожае, о крестьянском быте… Он со мной все как будто соглашался; только потом мне становилось совестно, и я чувствовал, что говорю не то… Так оно как-то странно выходило. Хорь выражался иногда мудрено, должно быть, из осторожности… Вот вам образчик нашего разговора:

      – Послушай-ка, Хорь, – говорил я ему, – отчего ты не откупишься от своего барина?

      – А для чего мне откупаться? Теперь я своего барина знаю и оброк свой знаю… барин у нас хороший.

      – Все же лучше на свободе, – заметил я.

      Хорь посмотрел на меня сбоку.

      – Вестимо, – проговорил он.

      – Ну, так отчего же ты не откупаешься?

      Хорь покрутил головой.

      – Чем, батюшка, откупиться прикажешь?

      – Ну, полно, старина…

      – Попал Хорь в вольные люди, – продолжал он вполголоса, как будто про себя, – кто без бороды живет, тот Хорю и на́больший.

      – А ты сам бороду сбрей.

      – Что борода? борода – трава: скосить можно.

      – Ну, так что ж?

      – А, знать, Хорь прямо в купцы попадет; купцам-то жизнь хорошая, да и те в бородах.

      – А что, ведь ты тоже торговлей занимаешься? – спросил я его.

      – Торгуем помаленьку маслишком да дегтишком… Что же, тележку, батюшка, прикажешь заложить?

      «Крепок ты на язык и человек себе на уме», – подумал я.

      – Нет, – сказал я вслух, – тележки мне не надо; я завтра около твоей усадьбы похожу и, если позволишь, останусь ночевать у тебя в сенном сарае.

      – Милости просим. Да покойно ли тебе будет в сарае? Я прикажу бабам постлать тебе простыню и положить подушку. Эй, бабы! – вскричал он, поднимаясь с места, – сюда, бабы!.. А ты, Федя, поди с ними. Бабы ведь народ глупый.

      Четверть часа спустя Федя с фонарем проводил меня в сарай. Я бросился на душистое сено, собака свернулась у ног моих; Федя пожелал мне доброй ночи, дверь заскрипела и захлопнулась. Я довольно долго не мог заснуть. Корова подошла к двери, шумно дохнула раза два; собака с достоинством на нее зарычала; свинья прошла мимо, задумчиво хрюкая; лошадь где-то в близости стала жевать сено и фыркать… Я, наконец, задремал.

      На заре Федя разбудил меня. Этот веселый, бойкий парень очень мне нравился; да и, сколько я мог заметить, у старого Хоря он тоже был любимцем. Они оба весьма любезно друг над другом подтрунивали. Старик вышел ко мне навстречу. Оттого ли, что я провел ночь под его кровом, по другой ли какой причине, только Хорь гораздо ласковее вчерашнего обошелся со мной.

      – Самовар тебе готов, – сказал он мне с улыбкой, – пойдем чай пить.

      Мы уселись около стола. Здоровая баба, одна из его невесток, принесла горшок с молоком. Все его сыновья поочередно входили в избу.

      – Что у тебя за рослый народ! – заметил я старику.

      – Да, –