Вера Холодная. Королева немого кино. Елена Прокофьева

(который предполагается непременно в литературном произведении за чьей-то подписью) подкреплялась и новизной самого кинозрелища, еще не воспитавшего в своем потребителе то исконное, наследуемое человеком с детства, от прежних поколений ощущение условности произведения искусства. На экране и вправду представала некая “вторая реальность”, и похожая, и не похожая на реальность истинную, привлекательная этим своим сходством, но неизмеримо более прекрасная.

      Способы так называемого “перенесения” в кинематографе были легки, общедоступны, не требовали ни эстетической подготовки, ни напряжения духовных сил, ни преодоления материала искусства и необходимости усваивать чуждый художественный язык и его шифры. Очищение через сострадание герою – катарсис древних греков – опускалось и тиражировалось до “облегчения от давящих тяжелых впечатлений” посредством переноса в манящую иллюзию-реальность.

      А залы кинотеатров? В своих “Словах” Жан-Поль Сартр с редкой эмоциональной силой передал то чувство единения, которое охватывало зрителей ранних сеансов в обшарпанном, голом зале, где рядом на дешевых стульях оказывались дама из аристократических кварталов и жительница предместий, где сняты социальные разграничения и ритуал театральных залов. Та “соборность” искусства, о которой мечтали русские символисты и пытались осуществить ее в формах интеллигентских, претенциозных, элитарных, совершенно просто, за полтинник, предоставлялась в зале кинематографа. Там, в зале, возникала некая новая общность пречастных к таинству экрана, рождалась еще одна иллюзия коллектива, сплоченного общим биением сердец, общим сопереживанием драмам и страстям на экране.

      Не случайно, что именно в годы Первой мировой войны со всей ясностью определилась одна из главных функций кинематографа – “фабрики снов”, функция “освобождения человека от тяжести давящих впечатлений”. Это было во всем мире, не только в России. Отличие России от других кинематографических держав заключалось лишь в том, что, возникнув здесь и сначала формируясь более медленно, кинематограф наверстывал упущенное резким рывком уже непосредственно в военные годы. И война активизировала общий процесс. Однако, как показывает вся дальнейшая история кинематографа, “фабрика снов” работала на полную мощность далеко не только в трудные времена человечества, не только в периоды войн, катастроф и депрессий. Уводящая от действительности «иллюзия-реальность» экрана равно необходима была человечеству в периоды подъемов, спадов, экономических чудес, бумов, кризисов и т. д., а «тяжесть давящих впечатлений», как подтвердило дальнейшее, оказывалась неравнозначной бедности, лишениям, классовым антагонизмам, социальным контрастам. “Тяжесть давящих впечатлений” возникала и от материального благоденствия, процветания, богатства, которые не приносили человечеству счастья и духовной полноты.

      Вот эта универсальность потребности кинематографического