Майор Пронин и букет алых роз. Лев Овалов

оторвал ее от занятий.

      – Ну, пойдемте, – сказала Марина Васильевна и повела его в рабочую комнату.

      За пианино сидела Рахиль Осиповна Голант – низенькая рыжеволосая женщина с лорнетом в черепаховой оправе, висевшим у нее на шее на черной шелковой тесьме, которым она, во всяком случае на глазах у Евдокимова, никогда не пользовалась.

      Она была в своем роде уникум. Когда обижали лично ее, она сразу терялась и всегда готова была обратиться в бегство, но если неприятности грозили Марине, она превращалась в грозную медведицу.

      – Из нее вышла бы первоклассная концертантка, если бы не ее застенчивость, – уверяла Марина.

      Рахиль Осиповна была постоянной помощницей Марины в ее занятиях.

      – Ах, как вы некстати! – бесцеремонно сказала пианистка гостю. – Мариночка только начала вживаться в образ…

      – Ну ладно, ладно, – оборвала ее Марина и обратилась к Евдокимову: – Выкладывайте, что у вас. Уж не собираетесь ли вы в силу особых обстоятельств выступить на сцене?

      Евдокимов смутился. Марина Васильевна сделала ударение на словах «особые обстоятельства», потому что во время своих занятий танцами Евдокимов никогда ни о чем ей не рассказывал, неизменно ссылаясь на «особые обстоятельства».

      – Извините, Рахиль Осиповна, – обратился он к пианистке. – Неотложное дело… – Он умоляющими глазами посмотрел на балерину. – Научите меня, пожалуйста, танцевать рок-н-ролл…

      – Господи, да на что он вам понадобился?! – воскликнула Марина. – Недоставало только, чтобы я учила вас этому безобразию! Приличный человек не должен выделывать такие телодвижения!

      – Но вы его знаете? – спросил Евдокимов.

      – Конечно, знаю, – сказала Марина Васильевна. – Знаю и не одобряю.

      – Научите меня, – взмолился Евдокимов. – Мне это очень нужно.

      – Да зачем вам? – спросила Марина. – Над вами будут смеяться.

      – Да неужели вы думаете, что мне так уж хочется плясать этот рок? – сказал Евдокимов. – Чего не сделаешь ради дела…

      Марина Васильевна расшвыряла ворох нотных тетрадей, извлекла оттуда какие-то ноты в пестрой обложке и без лишних слов поставила их на пюпитр пианино.

      – Изобразите-ка это нам, – сказала она пианистке. – Поэнергичнее!

      – Это после Чайковского-то? – укоризненно произнесла Рахиль Осиповна и покорно ударила по клавишам.

      Звуки и вправду были какие-то дикие.

      – Да вы не смотрите, не смотрите на Рахиль Осиповну! – вскричала балерина. – Смотрите на меня!

      Она вывернула ноги коленками внутрь и принялась топать и прыгать, все эти притопывания и подпрыгивания представляли малопривлекательное зрелище.

      – Нравится? – спросила Марина, дрыгая ногами.

      – Как? Так? – спросил Евдокимов и, в свою очередь, лягнул ногой.

      Марина покатилась со смеху.

      – Ничего нет смешного, – обиделся Евдокимов. –