Название | Творцы террора |
---|---|
Автор произведения | Елена Прудникова |
Жанр | История |
Серия | Историческое расследование (Вече) |
Издательство | История |
Год выпуска | 2014 |
isbn | 978-5-4444-2304-2, 978-5-4444-8183-7 |
11 мая 1931 года Вышинский становится Прокурором РСФСР, а через десять дней – и заместителем наркома юстиции. С тех пор он львиную долю сил и энергии посвящает обузданию безграничного произвола в судах, прокуратуре, органах внутренних дел. Что интересно, он, один из лучших ораторов своего времени, не оставляет судебную трибуну, выбирая для себя иногда дела громкие и значимые, а иногда маловажные, но чем-либо интересные и поучительные. Работоспособность этого человека просто феноменальна: он успевает руководить прокуратурой, выступать в судах (а за каждым выступлением стоит огромный труд по знакомству с делом и его осмыслению), писать книги и статьи… И, несмотря на такой объем работы, его никто и никогда не обвинил в халтурном отношении к делу.
20 июня 1933 года была учреждена Прокуратура Союза. Первым Прокурором СССР стал известный революционер и политический деятель И. А. Акулов, а его заместителем – Вышинский. Не совсем понятен смысл назначения Акулова – он не только не был юристом, но даже не имел высшего образования. Так что вся практическая работа все равно легла на плечи Вышинского, фактически он с самого начала исполнял обязанности союзного прокурора. 3 марта 1935 года он и де-юре стал, наконец, Прокурором СССР.
Впрочем, это все ни о чем не говорящие факты биографии. А какие мы знаем конкретные дела Вышинского, кроме того, что он выступал обвинителем на процессах людей, которые потом были реабилитированы, и не жалел для них бранных слов? Ах да, он еще утверждал, что признание – «царица доказательств», почему-то, при блестящем знании русского языка, употребляя средний род вместо женского. Ладно, что касается сути, то человек имеет право защищать любую точку зрения, но почему признание – и вдруг «царица». С чего бы вдруг?
А с того, что ничего подобного Вышинский не говорил. На самом деле он писал следующее: «В достаточно уже отдаленные времена, в эпоху господства в процессе теории так называемых законных (формальных) доказательств, переоценка значения признаний подсудимого или обвиняемого доходила до такой степени, что признание обвиняемым себя виновным считалось за непреложную, не подлежащую сомнению истину, хотя бы это признание было вырвано у него пыткой, являвшейся в те времена чуть ли не единственным процессуальным доказательством, во всяком случае, считавшейся наиболее серьезным доказательством, “царицей доказательств”. …Этот принцип совершенно неприемлем