Счастливый удар. Ханна Коуэн

стало последней каплей.

      Я не стала игнорировать орущий в голове сигнал тревоги после его поступка, и мы не общались с тех пор, как я оставила его под дверью нашего гостиничного номера в Пентиктоне. Я не испытывала сожалений, глядя, как он уходит через десять минут после того, как я захлопнула дверь у него перед носом, только боль в груди, пока задавалась вопросом, почему я недостаточно хороша.

      Ужасно чувствовать себя брошенной, как будто ты никогда не была по-настоящему важна. Это было самым худшим во всей той ситуации. И до сих пор причиняет боль, когда я думаю о годах, которые мы провели вместе.

      Меня одолевало ужасное чувство дежавю. Я была не девятнадцатилетней женщиной, которая смотрит вслед своему уходящему парню, а маленькой девочкой, которая стоит в комнате органов опеки и спрашивает себя, почему еще одна потенциальная семья решила не удочерять ее.

      Я расправляю плечи, когда Дэвид наконец смотрит на меня, и его улыбка тает, а фасад крошится по краям.

      – Октавия, – напряженно и мучительно произносит он.

      Продолжая улыбаться, я молчу и выпрямляюсь на стуле, успешно игнорируя его. Губы Оукли кривятся от смеха.

      – Слышал о вашей утренней разминке. В следующий раз позовите меня. Я с удовольствием присоединился бы.

      Дэвид чуть ли не светится, глядя на нового товарища по команде. Он никогда не умел улавливать настроение окружающих, но сегодня просто пробил дно.

      – Не думаю, – отвечает Оукли и сует в рот ложку с мороженым.

      Это резкое заявление так неожиданно, что я не успеваю сдержать смех. Я зажимаю рот ладонью, но слишком поздно. Ущерб уже нанесен.

      – Почему ты смеешься? – спрашивает меня Дэвид, его голубые глаза больше не ледяные, а, наоборот, горят огнем. Я делаю непроницаемое лицо, отказываясь выдавать, как он и его враждебность влияют на меня. – Никогда не считал тебя хоккейной зайкой, но явно ошибался. Хотя хоккейный член – лучший член. Так что я не удивлен.

      Я морщусь. Больно.

      – Ты говоришь по собственному опыту? Получаешь много хоккейных членов, Ремер? – обвиняет Оукли, его глаза превращаются в две злые щелки.

      – Черт, нет! Я совсем не это имел в виду, – защищается Дэвид.

      Оукли хмыкает и показывает рукой на дверь.

      – Тогда, если не возражаешь, ты прервал наш разговор.

      – Ох, да. Ладно. Извини, чел, – блеет Дэвид.

      Это пот у него между бровей?

      Явно не желая подвергаться дальнейшему позору, мой бывший парень разворачивается на пятках и уходит, оставляя за собой звон дверного колокольчика.

      Поддержка Оукли вызывает в груди теплое чувство, и я смотрю на него.

      – Спасибо тебе.

      Он пихает мою ступню под столом и сверкает белыми зубами в улыбке, от которой можно упасть в обморок.

      – Всегда пожалуйста, Ава.

      Глава 10

Оукли

      Раздевалка «Сэйнтс» гудит.

      Это первая в сезоне игра с «Келоуна Вулфс», и, хотя я никогда с ними не играл, всем известно: они