Царь и царица. Владимир Гурко

батальонов из пехотных полков. Таким образом, в корпусе вместо 32 батальонов (по 16 батальонов в каждой из двух дивизий) иметь 36 батальонов (по 12 батальонов в каждой из трех дивизий). Корпуса сами должны были снабдить новые формирования командным составом и обозами. Вновь сформированным дивизиям артиллерия не придавалась, потому они имели как бы легкий маневренный характер для быстрого сосредоточения на определенном участке с целью развития успеха.

      В дневнике самого императора Николая II от 17 декабря 1916 г. имеется краткая запись: «Завтракали все три главнокомандующих… После чая в штабе происходило совещание по военным вопросам до обеда и затем от 9 ч. до 12¹/₂ ч.»{77}. На следующий день, 18 декабря, новая запись: «После обедни пошел к докладу Лукомского – нового ген. – квартирмейстера, а затем на заседание главнокомандующих. После завтрака оно продолжалось еще полтора часа. В 3¹/₂ поехали вдвоем в поезд. Через час уехали на север. День был солнечный при 17 мороза. В вагоне все время читал»{78}.

      Свидетелем отъезда Государя из Могилева в столицу оказался протопресвитер русской армии и флота Георгий Шавельский, который позднее писал в воспоминаниях:

      «Погода стояла отвратительная: дул пронизывающий холодный ветер, моросил дождь, со снегом. Мы все, чтобы укрыться от стужи, зашли в соседний барак. К нам подошел командир конвоя гр. Граббе.

      – Почему такой экстренный отъезд? – спросил я его.

      – Не знаю, – ответил он.

      – А верно ли, что «старец» убит? – Тот же ответ.

      – Да вы не прячьтесь за свое: не знаю! Секрета не выдадим. Да и секрета нет. Если убит, – уже весь Петроград говорит об этом, – настаивал я.

      Граббе лукаво улыбался и твердил:

      – Не знаю, не знаю.

      Отогревшись немного, мы вышли к поезду. В это время Государь, с палкой в руке, возвращался с прогулки. Несмотря на резкий холод, он был в одной гимнастерке. Сопровождавшие его: Воейков, Долгоруков и, кажется, Мордвинов тоже, насколько помню, были в гимнастерках. Лица Свиты даже в костюмах старались подражать Государю. Как раз в этот момент к поезду подъехал ген. Гурко. Он сразу подошел к Государю, и они вдвоем начали прохаживаться вдоль поезда. Как сейчас представляю фигуру Гурко: левую руку он заложил за спину, а правой размахивает, что-то доказывая Государю. Царь держится ровно, часто заглядывает в лицо Гурко. Я продолжаю следить за Государем, пытаясь разгадать, как он переживает известие. Мои усилия напрасны: ни одно слово, ни одно движение Государя не выдают его беспокойства. Умел он скрывать свои мысли и чувства!

      На следующий день я выехал в Петроград»{79}.

      Атмосферу этого дня и последующего ближайшего времени весьма подробно описал в своих рукописных воспоминаниях флигель-адъютант императора полковник А.А. Мордвинов:

      «В тот день, когда было получено в Ставке известие об убийстве Распутина, оно пришло сразу после нашего завтрака,

77

Дневники императора Николая II. М., 1991. С. 615.

78

Там же. С. 616.

79

Шавельский Г.И. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота. Т. 2. М., 1996. С. 250–251.