Борьба генерала Корнилова. Антон Деникин

прекратились. Страна – одни с надеждой, другие с враждебной подозрительностью – назвала имя диктатора.

      В дни Московского совещания в вагоне Верховного произошел знаменательный разговор между ним и генералом Алексеевым:

      – Михаил Васильевич, придется опираться на Офицерский союз – дело ваш их рук. Становитесь вы во главе, если думаете, что так будет лучше.

      – Нет, Лавр Георгиевич. Вам, будучи Верховным, это сделать легче.

      Началось паломничество в губернаторский дом в Могилеве. Пришли в числе других представители Офицерского союза, во главе с Новосильцевым и принесли Корнилову свое желание работать для спасения армии. Появились делегаты казачьего Совета и Союза георгиевских кавалеров. Приехал из Петрограда представитель «Республиканского центра», обещал поддержку влиятельных кругов, стоящих за группой, и предоставил в распоряжение Корнилова военные силы петроградских организаций. Прислал гонца в комитет Офицерского союза и генерал Крымов с запросом «будет ли что-нибудь», и в зависимости от этого – принимать ли ему 11 армию, предложенную мною, или оставаться во главе 3-го корпуса, который по его словам «пойдет куда угодно»… Ему ответили просьбой оставаться во главе корпуса.

      Таковы были реальные средства в руках тех, кто хотел перестроить тонувшую в дебрях внутренних противоречий верховную власть, чтобы спасти страну от большевизма.

      Но в пределах этих ничтожных технических средств всякая активная и тем более насильственная борьба была заранее обречена на неуспех, если она не имела широкого общественного обоснования. На кого же опирался генерал Корнилов?

      Теперь, когда идет безудержная переоценка ценностей, когда «тактические соображения» и «интересы целесообразности» окончательно вытеснили из политического обихода «старые предрассудки морального свойства» – у многих изменился взгляд на своевременность и необходимость корниловского выступления. При этом упускается из виду одно обстоятельство – неизбежность этого явления, как естественного и непредотвратимого рефлекса борющегося со смертью государственного организма, напрягающего последние силы национального, морального и правового самосознания; неизбежность, в силу которой отпадают обе предпосылки, и вопрос сводится, следовательно, лишь к оценке тех форм и тех способов, которыми мог быть наилучшим образом разрублен мертвый узел, завязанный вокруг власти. Во всяком случае, тогда Корнилов мог иметь полную уверенность, что он опирается на широкий общественные силы, включающие в свой составь, как я уже упоминал, либеральную демократию и буржуазию, весь офицерский корпус, командный состав и даже членов Временного правительства.

      Многочисленные официальные обращения к Корнилову не оставляли сомнения в своем положительном значении.

      Когда на Московском совещании вся правая половина русской общественности с высоким подъемом приветствовала Верховного главнокоманадующего, она без сомнения видела в нем