Напиток мексиканских богов. Звезда курятника. Елена Логунова

мы с Райкой, только этот номер был не двух-, а одноместным. Во всяком случае, кровать тут была одна, зато большая. Двуспальным ложе два на два с половиной метра называлось чисто условно, на нем запросто могли разместиться и трое.

      – И даже четверо, если в два слоя! – смело пошутила Тяпа.

      А Нюня потребовала прекратить бесстыжий треп и подумать о том, что делать дальше.

      Это был даже не вопрос – прямое побуждение к действию. Номер типичный, и можно надеяться, что и замок в двери тут такой же, как у нас: снаружи он открывается ключом-картой, а изнутри – поворотом ручки, как обычный английский замок. Со своего места в изножье гигантской кровати я испытующе посмотрела на дверную ручку, и она вдруг шевельнулась!

      Опыты телекинеза не удавались мне даже в ранней юности, когда я живо интересовалась паранормальными явлениями в диапазоне от воспламенения взглядом симпатичных одноклассников до спиритических сеансов общения с почившими кавалерами галантных веков. Значит, дверную ручку повернула не я.

      – Кто-то идет! – неслышно – ультразвуком, как летучая мышка, – пискнула моя Нюня.

      Не теряя ни секунды, я дернула веревочку бра, в наступившей темноте рухнула животом вниз и с проворством ящерицы заползла под кровать. И едва успела втянуться под нее целиком, как синее, точно море, ковровое покрытие позолотила лунная дорожка от распахнувшейся двери. Сквозь частую бахрому покрывала я увидела на пороге темную фигуру, о которой могла сказать только одно: она была двуногая. А мужская или женская – я не поняла.

      – Гуманоид, – нервно хихикнула бесшабашная Тяпа.

      – Двуногий, но не прямоходящий, – машинально уточнила дотошная Нюня.

      Действительно, гуманоид шествовал по сложной кривой с завитушками, каблуками вырисовывая на скучном однотонном ковре персидские огурцы.

      – Не, этот парень с Земли, точно! – с уверенностью определила многоопытная Тяпа. – Наш мужик, пьяный в доску!

      Гулко хлопнула закрывшаяся дверь. Шелковая бахрома у моего лица взвихрилась, я отползла поглубже, и вовремя: пьяный землянин широким жестом сдернул с кровати покрывало. Я явственно увидела черные кожаные сапоги, такие блестящие, что в позиции лежа я могла бы смотреться в них как в зеркало. Над головой моей хрустнуло: мужик уронил седалище на кровать и завозился, стягивая с себя сапоги. Процесс давался ему с большим трудом, о чем свидетельствовала вдумчивая матерная ругань. Неприличные слова озвучивал довольно приятный баритон, который немного портила пьяная икота. Примерно через минуту рядом с сапогами, зафиксированными во второй балетной позиции, установились ноги в бежевых льняных носках с умильным кантиком из лазоревых цветочков. Стопы недетского сорок четвертого размера размялись, покатавшись с пятки на носок, а потом вознеслись и исчезли. Матрас захрустел, как снежный наст, по которому рысцой пробежал увесистый кабанчик.

      – Во мужик! – уважительно прошептала Тяпа. – Здоровенный, как лось!

      – Спи, мой лосенок, усни! – тихонечко затянула Нюня,