Транквилизатор. Дмитрий Алексеевич Варламов

нной целью и не является пропагандой. Позиция автора однозначна: любая зависимость (будь то никотиновая, алкогольная или наркотическая) Вас убьет, не дав ничего (абсолютно ничего!) взамен. Данные аддикции не принесут Вам облегчения или решения Ваших проблем, все, что человек субъективно испытывает под воздействием психотропных веществ, является изначально его собственным наполнением и переживанием, т.е. было в нем и с ним всегда независимо от вида, формы и количества употребленного.

      Гордость, грусть и похмелье

      Молодая ночь разносила тяжелые басы саббуфера. Частный двор был заполнен ватагой пьяной молодежи. Она сновала по участку от сельской уборной до террасы, кто-то изображал подобие танца в палисаде, куда вывели через окно музыкальный центр. Множество фигур подмигивали «глазками» сигаретных огней, поднимая в тёмное небо клубы терпкого дыма. Они громко переговаривались, тщетно пытаясь перекричать колонки. Фонарный столб через дорогу слабо освещал это бесчинство. Стояла ранняя осень, и в ночное время на свежем воздухе было уже прохладно, но компания была серьёзно разогрета, да так, что вылакала все запасы спиртного.

      – Последняя! – прокричал белобрысый старшеклассник, Тимофей Шаламов, протягивая полуторалитровую бутылку мутной жидкости старшему брату. Тот выпучил залитые глаза, не поверив своим ушам. Они стояли в террасе, сквозь которую туда-сюда протекали гости. Он передал тару тому из них, что направлялся в дом, и прокричал в открытые двери:

      – Стасян! Стасяяяяян!

      Из хаотичной толпы проклюнулась худощавая физиономия хмельного брюнета, Станислава Шевчука, юноши восемнадцати лет, с модельной стрижкой и выразительными чертами лица.

      – Яволь!

      – Бяда! – заявил Шаламов старший, – обеспечение подводит. Последний снаряд на изготовке. Где бы нам запасы пополнить?

      Шевчук окинул взглядом братьев, скрежеща проспиртованными извилинами, и загадочно изрёк:

      – Есть место, но там подход требуется… творческий.

      – Ну, так помчали! Ты же у нас по творчеству.

      – Впрягай коня! – ответил Шевчук. – Я сейчас.

      Тимофей, подсвечивая фонариком, помог брату выгнать из сарая на заднем дворе старенький байк. Они выкатили его за ворота и принялись насиловать лапку кикстартера. Двигатель не запускался. В свете уличного фонаря появился Шевчук с шестистрункой в руках.

      – А это зачем? – кивнул Шаламов-старший на инструмент.

      – Я ж говорю, творческий подход.

      – Ладно, – махнул тот, – с толкача заведём. Садись.

      Они со Стасом уселись на мотоцикл, и Тимофей пихнул их в темноту пригорка, под которым они, набрав нужную скорость, запустили двигатель и поехали вдоль железно-дорожного полотна.

      Спустя полчаса, они прибыли к частному дому мирно спавшего пригородного квартала. Андрей заглушил байк и закурил, а Шевчук принялся безуспешно стучать в окна и высокую калитку.

      – Ну и что? Облом?

      – Я ж говорю, – напомнил Шевчук, – творческий подход.

      На этих словах он вскинул захваченную шестиструнку и, грянув боем, запел:

      Мрачные тучи, унылые лица,

      Ночь, как ночь, почему-то не спится.

      Напрасно, мы попили пивка.

      Шаламов аж поперхнулся дымом от такого поворота дел. Глубокая ночь, частный сектор провинциального городка, а пьяный парень под окнами горланит песню, будто влюблённый трубадур серенаду.

      Выхожу на балкон, от духоты передышка,

      Надо закурить или в руки взять книжку,

      Я знаю, что опять не заснуть.

      Собаки у соседей начали подвывать в унисон припеву.

      Вечер, как вечер, я знаю опять мне сегодня не спать.

      И, может быть, утром память сотрёт это сладкое слово «кровать».

      Доконала бессонница!

      Бессонница!

      – Я те щас гитару в гузно затолкну, музыкант убогий! – прозвучало из форточки, а следом из неё выглянул нос картошкой и два круглых горящих злобой глаза.

      – Дядь Миш, – робко отозвался Шевчук, прервав концерт, – а Лена дома?

      – Чего? – раздражённо вытянул хозяин и исчез в темени.

      Через мгновение дверь в летней террасе распахнулась, послышались быстрые нервные шаги. Незваные гости опасливо переглянулись. Из-за высокой дощатой калитки вырвался босой в одних трико высокий крепкий мужчина лет пятидесяти с огромной пепельно седой бородой.

      – Какая к лысому телёнку Лена?! – негодующе выпалил он. Было видно, что едва сдерживал громкость собственного голоса. – Ты время видел, репей сортирный?!

      – Дядь Миш, – вмешался Андрей, – не обессудь. Проводы у меня. В армейку ухожу, хотели напоследок погудеть, да запасы не подрассчитали.

      Хозяин изменился в лице, оглядел пришельцев и неожиданно ответил:

      – В армию, говоришь?