Школа Делавеля. Чужая судьба. Ольга Гусейнова

жизни. В кои веки один видный красивый мужчинка дал понять, что я ему нравлюсь. Решилась я пригласить его на свидание. И каково же было мое удивление, когда получила великодушное согласие! Пусть сам мужчинка не в моем вкусе был, но на безрыбье и рак рыба. А так, думала, попробую, хоть раз на свиданку слетаю. Слетала! Весь вечер прождала на берегу озера, мысленно разыгрывая нашу встречу и планируя остроумный разговор, а потом, наутро, надо мной весь отряд хохотал. Оказалось – это розыгрыш был. Вот с горя и напилась вечером. Мало того, что с трудом до дома долетела, еще и от матери получила за неподобающее поведение, позорящее славную гордую фамилию Пчелка. Впрочем, мама уже давно на мне крест поставила и словно забыла о моем существовании. Для нее солдаты ее бригады гораздо ближе и роднее, чем собственная дочь.

      Пока я предавалась печальным воспоминаниям, отец продолжал:

      – Все я понимаю, доча! Думаешь, не вижу твоих страданий. Да все мужики – дураки, раз не могут разглядеть в моей девочке сильный дух и добрую душу. И готовишь ты не хуже меня…

      – Пап, ты сейчас идеального мужчину описываешь или меня обидеть хочешь? У нас в отряде ни одна готовить не умеет, только я. А все ты виноват! Меня теперь кулинаркой дразнят, а я даже в морду дать не могу, тут же наряд от Шмель получу. И выговор. Мать совсем озвереет… – расстроилась я.

      Отец пересел ко мне поближе, ласково отвел с моего лица пряди волос, как в детстве убрав их за уши, заглянул в глаза и печально произнес:

      – Ты плачешь в подушку, но я-то все слышу. Это Клевер спит как убитая, намотавшись за день.

      Я отстранилась от него и буркнула, чувствуя, что скоро снова позорно расплачусь, словно мальчишка.

      – Ну и спал бы, как и мать. А у меня все пройдет…

      – Упрямая ты! В чем-чем, а в этом вся в породу Пчелок пошла! – раздраженно оборвал отец.

      – Слава богам, хоть в этом я на мать похожа! А так – вся в тебя. Вся в тебя, – скорее жалуясь, чем обвиняя, заявила я.

      Отец погладил меня по золотистым волосам, глядя с нежностью и одновременно печалью.

      – Клевер тоже виновата в твоем несчастье, чего, поверь, она уже давно не может себе простить. Если бы в свое время она войнушке с эльфами предпочла правильное воспитание младшей дочери, ты бы не выросла такой хлипкой и слабенькой. Уж она-то сделала бы из тебя настоящую женщину. Но она упустила момент, а я… Я воспитал тебя как сумел и научил тому, что умею сам.

      – Если бы я знала, когда училась пирожки готовить да крестиком вышивать, что так будет, то лучше б тогда мышцы наращивала, да силу в руках копила и стала бы счастливой. Меня любил бы, хоть кто-нибудь. А так… Никому не нужна… – всхлипнула я.

      И противна сама себе стала, сил нет. Ладно – из знакомых никто не видит, как я позорно слезы лью. Хороша же я баба, как мужик слезливый.

      – Да что ж ты так, дочь, мы тебя любим… – всплеснул руками отец.

      – Да-а? – с иронией переспросила я и с болью в сердце добавила: – Говори только за себя! Сетта меня лишь терпит. Ее муж – презирает. Да они про меня вспоминают, когда им обоим по делам нужно, а ты занят и с детьми посидеть некому. Мама меня стесняется. Не дай