Избранное. Молодая Россия. Михаил Осипович Гершензон

ездил из дома в дом читать его статьи, печатавшиеся в «Отечественных Записках», комментировал их и сердился, если они кому не нравились. Но общности теоретических взглядов и уважения к обоюдным талантам недостаточно для дружбы, по крайней мере, для такой дружбы, какая завязалась между Герценом и Грановским, Грановским и Огаревым. Очевидно, в их натурах, при всей разности, было нечто конгениальное, что сближало их помимо сознания; определить это общее точнее, вероятно, не могли бы они сами. Герцен говорит только: «Со многими я был согласнее в мнениях, но с ним я был ближе – там где-то, в глубине души»{89}. В сущности, не больше говорит и Огарев в своем стихотворном послании к Грановскому (1843 г.):

      Душевный мир и сердца муки

      В твоей душе нашли себе

      Так странно родственные звуки,

      Как будто свыше нам одна

      Обоим жизнь была дана.

      Мы одинаково здоровы

      И одинаково больны,

      И оба жребием суровым

      Одной хандрой наделены.

      Я радостно в твоем посланьи

      Прочел, что говорить со мной

      Ты можешь только да с женой

      О тайном внутреннем страданьи.

      Но он прибавляет далее:

      Одно, что я в себе ценю,

      Основу дружбы нашей вижу

      (Хоть слабость глупую мою

      Всегда бесплодно ненавижу), —

      То женски-тихий, нежный нрав.

      Не знаю, прав я, иль неправ{90}.

      В этих последних строках указана одна конкретная черта, верность которой подтверждает Герцен, говоря, что Грановский заменил ему и прочим друзьям отсутствовавшего Огарева. Действительно, редкое изящество организации, глубокая врожденная гуманность, такт сердца сообщили Грановскому и Огареву чрезвычайное сходство, и, быть может, именно эта женственность нрава так сильно привлекала к ним (и наоборот) порывистую, активную, мужественную натуру Герцена.

      IV

      Как известно, эта дружба кончилась разрывом, происшедшим в середине 1846 года, незадолго до отъезда Герцена за границу. Мы увидим ниже, что все три участника, хотя и тяжело страдая от размолвки, в один голос признавали ее неизбежной. Этой ее неизбежности мы не поймем, если ограничимся одним разбором спорных мнений: для этого необходимо спуститься глубже, к тем родникам, которыми питается вся психическая жизнь человека, не исключая сознания.

      Есть много способов подойти к определению того, что принято называть «натурой» человека. Здесь, где речь идет о трех лицах, сам собою напрашивается сравнительный способ. Следовательно, должен быть найден такой пункт, который был бы достаточно важен для всякого человека и более или менее централен для всех трех изучаемых лиц. Таким пунктом мне представляется способ их отношения к текущему моменту, а стало быть, и к двум ограничивающим и так часто затемняющим его моментам: прошлому и будущему. Как человек реагирует на свои воспоминания и на всегда наличную возможность

89

Герцен А. И. Былое и думы. Т. 2. С. 263.

90

Огарев Н. П. <Т.Н. Грановскому> («Твое печальное посланье»), 1843 г., 6 апреля.