Монах. Анаконда. Венецианский убийца. Мэтью Грегори Льюис

Час урочный наступает,

      Когда вернется он под отчий кров.

      Ночная тьма сиянье дня сменяет,

      И ужин незатейливый готов.

      Любовь и Дружба с ним за стол садятся,

      Нет у него ни горя, ни забот.

      От близких он не должен отказаться.

      Он не вздыхает, горьких слез не льет.

      Счастливец! А вот мной неумолимо

      Играет Рок, и нынче должен я

      Покинуть все, что с детства мной любимо.

      Сколь жребий мне завиден рыбаря!

      Пастушки я уже не встречу снова,

      Что, с козами бродя по крутизне,

      Стенает о жестокости милого,

      Пастушьего рожка не слышать мне.

      Покой домашний позабыть мне надо,

      К родительской груди мне не прильнуть.

      Воспоминанья – вот моя отрада.

      В палимый солнцем край лежит мой путь,

      Где душная жара болезни множит,

      Где змеи с тиграми кишат в лесах,

      Где жажды утолить ничто не может,

      Где желтая чума наводит страх.

      Но все, чем угрожают те пределы, —

      И медленная смерть во цвете лет,

      И злая боль, терзающая тело,

      И черных лихорадок тяжкий бред —

      Не так страшны, не так тяжки, как мука

      Прощания с тобой, любимый край!

      Все радости души убьет разлука,

      Я сердцу своему твержу «прощай».

      О, горе мне! Как часто в сновиденьях

      Стремиться буду к родине моей!

      И плакать о минувших наслажденьях,

      И вспоминать покинутых друзей.

      Долины Мурсии я в грезах озираю.

      Вон в виноградниках знакомый склон,

      Вон лес, в котором все поляны знаю,

      Вон башни замка, где я был рожден.

      Страна моя! Моих надежд обитель!

      О, знаю, все восторги дней былых

      Отныне станет Память, злой мучитель,

      Преображать в источник мук моих.

      Увы мне! В море кануло светило,

      Сокрылись шпили, темен небосклон.

      Ночная тьма далекий берег скрыла.

      Вот виден – и уже не виден он.

      Замрите, ветры! Не вздымайтесь, волны!

      Усни, мой барк! И, чуть морской простор

      Вновь солнце озарит, пусть, счастья полный,

      Опять узрит Испанию мой взор.

      Напрасны все моления и речи!

      Крепчает ветер. Поутру в пути

      От этих мест мы будем уж далече.

      О, навсегда, Испания, прости!

      Лоренцо едва успел прочесть эти строфы, как открылась дверь и к нему возвратилась Эльвира. Слезы, пролитые наедине с собой, принесли ей облегчение, и она обрела свое обычное спокойствие.

      – Мне больше нечего сказать вам, дон Лоренцо, – произнесла она. – Вы узнали мои страхи, узнали причины, почему я умоляю вас не посещать нас больше. Я без колебаний доверилась вашей чести, и, я уверена, вы не опровергнете моего высокого о вас мнения.

      – Еще только один вопрос, сеньора, и я прощусь с вами. Если герцог Медина одобрит мою любовь, будет ли мое предложение неприемлемо