Конвоир. Наталья Резанова

перед ним. – Стоило ноги бить!

      Тевено было не по себе. Остальные чувствовали то же самое. Наверное, это был капитан. Им еще никогда не приходилось встречаться с таким большим ( во всех отношениях) господином. Сколько бы он ни выпил, его темные глаза, казалось, видят окружающих насквозь.

      Некоторое время капитан молчал. На его волосатой груди в такт дыханию колыхалась цепь с привешенной фигуркой из черного камня. Амулет изображал гулона. Этот ловкий зверек с заостренной мордочкой и пушистым хвостом крайне редко попадал в силки охотников. Поэтому считалось, что гулон приносит счастье, которое никак не дается в руки.

      Затем капитан велел каждому назвать свое имя и деревню. Слушал ли он запинающиеся ответы, неизвестно, зато смотрел внимательно. Не поворачивая головы к писарю, произнес:

      – Вон того… и того… и того – к смолокурам. Вон тех – к Угаину под начало, в землекопы, больше ни на что не годны. А этих, – толстый палец с обломанным ногтем ткнул еще в пятерых, – на Рауди, лес валить.

      – Эй, вы,– заявил писарь, – чего стоите? Сюда давайте, я вас размечу. бирки возьмите…или нет, все равно потеряете… На, – он сунул бирки сопровождающему рабочих то ли конюху, то ли еще кому. – Завтра отдашь конвоирам.

      – Ага! – капитан, обмякший было в кресле, внезапно оживился. Он даже привстал. Тевено украдкой покосился в его сторону.

      Пока шло распределение на работы, возник давешний Орен. Амуницию свою он где-то сбросил, оставил только меч.

      – Явился! – угрожающе произнес капитан. – А ты знаешь, что Дарлох в лазарете очухался?

      Орен ничего не ответил. Тевено подумал, что от мог хотя бы выразить почтение капитану. Но Орен стоял и ждал, что тот скажет дальше.

      – И говорит он, что не разбойники ему бока помяли, а это ты его избил! – зловеще провозгласил капитан.

      – Я разве спорю?

      Голос у него оказался на редкость красив и приятен. Таким бы песни петь, а не с начальством пререкаться. И от звука этого красивого и приятного голоса капитана аж передернуло.

      – Ты, малой, что себе позволяешь? Думаешь, ежели за тобой и шайка Олери, и дело в Совьем овраге, ты можешь и язык распускать, и руки? Что стоит стражник, который избивает своего товарища?

      – Что стоит стражник, который позволяет себя избить? – возразил Орен, и, поскольку капитан не нашелся, что ответить, добавил безжалостно, словно кол в грудь забивал: – И жалуется?

      Тевено не понимал, в чем дело и о чем речь, но довод, несомненно, возымел действие. Капитан морщил лоб, что-то прикидывал, потом внезапно повернулся к писарю.

      – Ну-ка, припомни, что он плел, когда они из дозора явились?

      – А ничего, – с готовностью отозвался писарь. – Он Дарлоха на плечах приволок и в лечебнице свалил, ни слова не сказамши. А Дарлох в беспамятстве был, вот все и решили…

      – Ладно. Хоть тут не врал. И Дарлох тоже дурак. Но наказать тебя я все равно накажу. Что бы… Ага! – Его взгляд пал на кучку работников, столпившихся у стола. –