Снова в школу. Том 1. О.Шеллина (shellina)

только жалко. Лосев-старший ей весь мозг сейчас вынесет. Но тут я ничем не могу ей помочь, не дорос еще, как говорится.

      Прежде чем идти в кампус, я поплелся к школьной медичке. Костяшки сильно болели и начали припухать, а мне еще дисциплинарку отрабатывать, и не факт, что меня не заставят сортиры драить под гогот того же Лося. И это мне еще повезет, потому что с директора станется, под нажимом любящего папика заставить меня драить женские сортиры под улюлюканье толпящихся в коридоре уродов из лосевской свиты и злобные взгляды девчонок. В любом случае, мне раны не нужны, чтобы тряпку в руках суметь удержать, поэтому нужно переть в больничку и надеяться на то, чтобы Любовь Ивановна пребывала в хорошем расположении духа.

      Настроение у медички было среднее. Окинув меня пристальным взглядом, Любаша скривила губы, накрашенные ярко-красной помадой и сухо произнесла.

      – Даже странно, что не морда. Показывай, – и она требовательно протянула руку. Я послушно показал ей свои разбитые пальцы, садясь на жесткую кушетку. – Вот чтобы таких травм не получать, придумали защиту. А еще лучше, кастет, – я посмотрел на нее, мысленно присвистнув. Медичка у нас оказывается далеко не пацифист. Она же тем временем подставила мне под руки на передвижном столике металлический лоток, вытащила бутыль с резко пахнущей отравой и щедро плеснула из этой бутыли прямо на воспаленную кожу. Вот честно, я чуть не взвыл, и реально почувствовал, что сейчас еще чуть-чуть и моча брызнет, так это было больно. – Терпи, – Любаша с философским видом провела по дымящимся в прямом смысле этого слова ранам прозрачной диагностической линейкой, в которую было встроено стационарное заклинание определения глубины поражения. Это я узнал, когда валялся на больничной койке почти сутки, после того как очнулся в избитом теле местного Савельева, бывшего в отличие от меня полным задротом. А ведь мы с ним совершенно не отличаемся друг от друга внешне, ну, почти. Обладая похожим лицом, цветом волос и глаз, а также имея очень похожих матерей, которых Марина зовут, и подозреваю, что и с отцом дело состоит схожим образом, этот Виталий Савельев, был худой, с мышцами больше похожими на кисель, и в добавок ко всему он сутулился. Так что работать мне было над чем, я-то себя не запускал, и, вообще, как никак морпехом был, даже на берет сдал, м-да. Люба снова плеснула свою огненную жижу на раны, и принялась изучающе их рассматривать. На этот раз боль была поменьше, и я сумел процедить, сквозь стиснутые зубы.

      – Тебе не медичкой, тебе палачом на рудниках работать, каторжников пытать в профилактических целях.

      – Эх, я бы с радостью, вот только не взяли, гады. И в обосновании отказа написали, что отворот поворот дали по причине излишней жестокости, – она усмехнулась и щелкнула сцепленными в замок пальцами, затем поднесла руки к моим ранкам и прикрыла глаза, бормоча что-то неразборчивое. От кончиков ее пальцев отделились несколько золотистых искорок, которые немного поднялись в воздух, а затем все вместе нырнули в мои горящие огнем конечности. Боль тут же прошла, а ссадины начали