Большая книга ужасов – 63 (сборник). Елена Арсеньева

квакающая лягушка – или все еще зеленая, или уже сваренная до жутко красного цвета, – то взбиралась на край котла бородавчатая коричневая жаба, то высовывал голову уж, то вспархивало серое облачко мошкары, которое мгновение реяло над котлом, смешиваясь с густым вонючим паром, и тут же вновь пропадало в бурлящей жидкости.

      Это было ужасно, так же как замшелые, заплесневелые стены пещеры, где я находился. Пол был такой же, только по нему непрестанно мельтешили туда-сюда крысы с настороженно вытянутыми хвостами. Сверху свисало то, что я поначалу принял за переплетенные змеиные тела. Но это были оголенные древесные корни. Воняло какой-то сырой тухлятиной. Мне померещилось, что навозом… так воняло весной на даче, когда навоза привозили целую кучу и мы все трое, папа, мама и я, разносили его по грядкам, потому что почва у нас в Линде (а у нас дача на станции Линда) – так себе, суглинок, и обязательно нужен навоз, чтобы все на грядках хорошо росло.

      Честно – примерно с середины апреля я начинал просто ненавидеть выходные, потому что надо было ездить на дачу и первым делом разносить этот жуткий навоз. Сейчас я лапу… в смысле руку отдал бы на отсечение, чтобы оказаться именно там, а не здесь!

      С другой стороны – какой от меня прок с отсеченной рукой на даче, где надо или траву драть, или навоз разносить – и для всего нужны две лапы… в смысле, две руки!..

      А с третьей стороны – как бы я туда попал?! Ведь я был здесь! Сидел на цепи – да только и мог, что слабо вертеть головой.

      Лучше всего мне было видно большое зеркало, прислоненное к стене. Оно, похоже, когда-то раскололось, а потом куски попытались собрать – ну и для этого сцепили их черными веревками, связанными между собой.

      С ума сойти! Всем известно, что ничего хуже разбитого зеркала нет! А чтоб его еще и дома у себя держать, это кем надо быть?!

      Ну разве что ведьмой, старой каргой, совой! Небось ведьме-то – чем хуже, тем лучше!

      Через секунду огонь в очаге вспыхнул особенно ярко, и я разглядел, что осколки скреплены никакими не ремнями, а телами каких-то длинных и очень тощих змей – черных, белых, рыжих, – которые были связаны голова к голове и хвост к хвосту. Змеюки сдохли так давно, что уже высохли.

      Отражательные свойства разбитого зеркала явно пострадали: некоторые его части были темны и непроглядны, а в некоторых еще что-то можно было разглядеть. В одном из таких кусков я вдруг увидел серого волка с узкой мордой и серыми глазами. Правда, я никогда не видел волков с белыми пятнами… Может быть, это был пес, а не волк – я ведь помнил, что лаял на кошку, а волки не лают… Но тогда почему у меня сверкали глаза? Я точно помнил. А дядя Вадя говорил, что у собак глаза не сверкают, это волчья примета!

      А с другой стороны, не все ли равно, волком я стал или псом? Главное, что я был не я.

      – Ну как, нравишься себе? – ехидно спросила карга. – Ну, нравишься не нравишься, а придется потерпеть. Тебе ведь жизнь таким доживать. Ну ничего, это ненадолго. У меня ваша братия, оборотни-невры, долго не заживается.

      Я с ужасом на нее глянул, ничего не понимая.

      Невры?