Если забуду тебя, Тель-Авив. Марта Кетро

варианты: там рядом тюряга, пристанище патологоанатомов, кошачий приют и монастырь с могилой воскрешённой портнихи (не той, что «талифа куми» от Марка, а той, что «Тавифа, встань» из Деяний). У человека со вкусом просто глаза разбегаются. Но как-то меня нигде не приняли, пришлось вернуться.

      А всё почему? Всё потому, что мужа нет. У нас разделение обязанностей: я человек ленивый и пугливый, и если не отключить инстинкт самосохранения, вообще никогда никуда не выйду. Поэтому здравый смысл я заблокировала и не пользуюсь, за этим муж следит. И в его отсутствие тоже не включаю, чтобы руку не сбивать. А по причине см. первую строчку я вполне способна зарезаться насмерть листом бумаги, а тут целый шарав[17] и прогулка в самую жару. Но нет, спаслась, ещё зашла в «Кофикс» за субботним наполеоном, подмела во дворике и полила цветы. «Кофикс» был последним прижизненным усилием, а двором я уже занималась из чистого интереса – сколько ещё сможет продержаться курица без головы. По моему опыту, вечность.

      Прогулка за пончиками

1

      Анечка прилетела с Кипра на Хануку специально из-за наших роладиновских пончиков, которые в Тель-Авиве всегда событие. Каждый раз выпускают ни много ни мало «новую коллекцию», печатают рекламные буклеты с описанием, и полгорода выстраивается в очереди, чтобы сравнить нынешний фисташковых сорт с прошлогодним.

      И сегодня мы пошли в «Роладин», страшно волнуясь. Шутка ли, год ждали.

      Мне, говорю я мальчику, четыре: фисташковый, пекан, чизкейк и пралине. И фисташковый. Пекан и чизкейк тоже. Пралине ещё. И фисташковый.

      Следом за мной Анечка попросила у девушки тоже четыре: пекан, чизкейк, чизкейк и фисташковый.

      – Эй, – сказал парень, – куда ты ей кладёшь, они же вместе, та вон уже взяла четыре.

      – Нет, – ответила Анечка. – Нам отдельно, четыре мне, четыре ей.

      – Да куда вам столько?!

      В Израиле, прошу заметить. В кондитерской.

      Я принялась жалко оправдываться:

      – Скажи ему, что мужу и ребёнку!

      – В детдом покупаю! – отрезала Анечка, и мы пошли в парчок.

      В парчке нашли старый фикус, согнали кошку и уселись на узловатых корнях. Разложили пончики, кофе и сделали ту паузу, которая должна предшествовать исполнению мечты. По моему скромному мнению, всё самое ценное происходит именно в эту минуту.

      Она взяла чизкейк, а я фисташковый.

      И тут из кустов вышел мужик с внучком. Театрально оглядел нас и сказал:

      – Сидят и едят. Хм. Едят что-то.

      – Пончики же! Из «Роладина»! – Я приветливо помахала куском, который сочился зелёненьким.

      – Едят что-то, – выжидательно повторил он.

      – Слушай, он, похоже, рассчитывает, что мы угостим его внука. Но они все разные, я не могу пожертвовать непробованным вкусом ради чужого ребёнка.

      – Боюсь, – ответила Анечка, оглядывая три оставшихся пончика – я не смогу пожертвовать даже ради своего. Я вообще хотела отнести ему два, чизкейк и ещё какой-нибудь, но, но…

      – Фисташковый не отдавай! –

17

Почти то же, что и хамсин, ветер из пустыни, несущий жару и песок.