Очарованный принц. Леонид Соловьев

глазами, блестевшими из-под широких сердитых бровей.

      – И не только погонщик, – вставил свое замечание старик. – Ходжу Насредднна видел также один караван-баши на той же кокандской большой дороге.

      А Ходжа Насреддин, внимая этим речам, думал, что излишне поторопился снять свои темные очки. Его узнали; сидя в этой маленькой чайхане, он мысленно слышал нарастающий гул кокандского, андижанского и прочих долинных базаров, взволнованных его именем. «Вот уж не ко времени шум! – размышлял он. – Надо всем этим слухам и разговорам положить конец!»

      – Вы ошибаетесь, добрые люди, – обратился он к собеседникам. – Караван-баши и погонщик обознались, вот и все! Мне достоверно известно, что Ходжа Насреддин пребывает сейчас далеко от здешних мест.

      – Но его видел еще и некий бродячий торговец! – с жаром возразил ремесленник, худые бледные щеки которого покрылись от волнения красными пятнами.

      «Еще и торговец! – воскликнул про себя Ходжа Насреддин. – Поистине, это сам шайтан подбил меня снять очки!»

      – Значит, у Ходжи Насреддина есть в Фергане какой-то двойник, – сказал он. – Повторяю, настоящий, подлинный Ходжа Насреддин никак не мог появиться на здешних дорогах.

      – Почему же, о путник? На чем основана твоя уверенность? – вопросил старик.

      Подал голос и чайханщик от своих кумганов:

      – Если неделю назад Ходжа Насреддин и вправду путешествовал где-то далеко, то почему сегодня он не может появиться у нас? – Чайханщик подошел к беседующим, заменил пустой чайник. – Для него нет расстояний; сумел же он однажды пройти от Герата до Самарканда в четыре дня!

      – В том-то все и дело, что он уже больше не путешествует, – сказал Ходжа Насреддин. – Знайте, добрые люди: прежнего Ходжи Насреддина больше нет. Он обзавелся многочисленной семьей, купил дом и позабыл о прежних скитаниях. Его серый ишак день ото дня толстеет в своем стойле, да и сам Ходжа Насреддин изрядно растолстел от мирной сидячей жизни. Он поглупел, обленился и теперь никуда не выходит из дому без темных очков, опасаясь, как бы его не узнали.

      – Ты хочешь сказать, что он стал еще и трусом вдобавок? – спросил дрогнувшим голосом пастух с бородкой. – Всем известно, что он никогда и ничего не боялся!

      – Больше хвастался, – пренебрежительно ответил Ходжа Насреддин. – Во всех этих россказнях о нем три четверти – выдумка.

      – Выдумка? – воскликнул ремесленник. – Но кто же тогда приводит в трепет неправедных вельмож, если все рассказы о Ходже Насреддине – выдумка?

      Пастухи, чайханщик и старик переглядывались и перемигивались.

      – Не знаю, не знаю, – сказал Ходжа Насреддин, не заметив этих зловещих переглядываний. – Мне известно даже большее, – что он сменил свое имя. Ныне его зовут Узакбай, ныне он…

      Договорить не пришлось: чайханщик, крякнув, со всего размаха опустил ему на спину свой здоровенный кулак; в то же мгновение молодой пастух с непостижимым проворством принялся совать ему кулаки под ребра с обеих сторон;