Военкоры победы. Последние бои. Коллектив авторов

путь этому обозу. Беженцы, перепугавшись советских воинов, сначала бросили повозки и разбежались по лесу, а потом начали возвращаться к своим вещам.

      Местных жителей в Тапиау много. Потупив глаза, они уныло бродят по улицам. В городе очень шумно и тесно от проходящих машин и войск. Около домика с мезонином, где разместился наш военный комендант, собралась толпа немцев. Среди них есть и мужчины, молодые ребята. Они молча смотрят на идущие мимо советские войска.

      В Тапиау наши войска захватили у противника богатые трофеи. Здесь было брошено всё, что можно было бросить немецкими частями. Остались и запасы товаров в магазинах, владельцы которых сбежали. Правда, это больше эрзац-товары. Например, в обувном магазине все полки забиты ботинками… с деревянной подошвой.

      Сейчас, когда фронт уже далеко отодвинулся отсюда, наши бойцы вылавливают в домах спрятавшихся немецких солдат, которые переоделись в гражданское платье, и доставляют их в комендатуру.

      От Кенигсберга на восток идут через Тапиау большие колонны освобожденных советских граждан, которые были угнаны немцами в рабство. В одной из таких колонн около двухсот русских женщин и детей, спасенных Красной Армией. Все они одеты в изношенное тряпье. На улицах Тапиау можно наблюдать трогательные сцены. У остановившихся машин, на перекрестках, тротуарах советские люди, вырвавшиеся из лап врага, окружают наших воинов, обнимают их, целуют, обмениваются адресами.

      Виктор Полторацкий

      Сталинградцы за Одером

      Виктор Полторацкий

      Городишко, расположенный в нескольких километрах от Бреслау, был занят к вечеру. Командир полка приказал дать людям отдых. Утром снова предстоял бой.

      Батальон Прохорова разместился на Оппельштрассе. Комбату отвели квартиру в двухэтажном сером особняке. Прохоров облюбовал кабинет. Здесь было меньше мебели. У стены стоял шкаф, рядом – обитая плюшем кушетка, на которой можно было вздремнуть, у письменного стола – два глубоких кресла. В одно из них Прохоров опустился, вытянув усталые ноги, и приказал согреть чай.

      – Завари мне покрепче, Петрович, – сказал он ординарцу.

      Вместе со стаканом крепкого чая Петрович принес большую карту.

      – Посмотрите, товарищ капитан. Наши хлопцы в шкафу нашли.

      На столе в бронзовом подсвечнике ярко горели свечи. Прохоров развернул карту. Это оказалась немецкая карта Европы. Вероятно, когда-то она висела на стене, может быть, даже здесь, в кабинете, и кто-то карандашом отмечал на ней продвижение немецких войск на Востоке. Синие пометки острыми клиньями тянулись к Кавказу и к Волге. Возле Сталинграда та же рука начертила маленький крестик и рядом два слова: Пауль Бреге, обведенные черной каймой.

      Прохоров долго глядел на карту, и тут, в немецком городишке, за мутной рекой Одер, в доме убитого под Сталинградом Пауля Бреге, капитан Прохоров еще раз почувствовал все величие происходящих событий, и припомнился ему весь путь от Волги до Одера.

      В Сталинграде