Волшебные сказки Афанасьева. Александр Николаевич Афанасьев

разные страсти. Вот откуда ни возьмись – прибегает фельдфебель: «Ох, Иван купеческий сын! Что ты задумал? Ведь тебя в бегах зачислили; ступай скорей, а то плохо будет».

      За фельдфебелем бежит ротный командир, за ротным – батальонный, за батальонным – полковой: «Что ты, подлец, тут делаешь? Видно, сквозь строй захотел прогуляться! Эй, принести сюда свежих палок!» Принялись нечистые за работу и живо натаскали целые вороха палок, а Иван купеческий сын ни гу-гу, лежит да отмалчивается. «Ах, мерзавец! – говорит полковой командир. – Он палок-то совсем не боится; должно быть, за свою службу больше этого видал! Прислать ко мне взвод солдат с заряженными ружьями, пусть его, негодяя, расстреляют!» Словно из земли вырос – взвод солдат появился; раздалась команда, солдаты прицелились… вот-вот выпалят! Вдруг закричали петухи – и все мигом исчезло: нет ни солдат, ни командиров, ни палок.

      На другой день приезжает во дворец королевна – уже с головы по грудь белая стала, и люди ее и лошади – тоже. «Спасибо, служивый! – говорит королевна. – Видел ты страсть, а увидишь того больше. Смотри, не сробей, прослужи еще две ночи, я тебя счастливым сделаю». Стали они вместе есть-пить, веселиться; после того королевна уехала, а Иван купеческий сын лег на свое место. В полночь зашумела буря, раздался гром и треск – набежали нечистые, завопили, заплясали… «Ах, братцы! Солдат-то опять здесь, – закричал хромой, одноглазый чертенок, – вишь, повадился! Что ты, али хочешь у нас палаты отбить? Сейчас пойду скажу дедушке». А дедушка сам отзывается, приказывает чертям притащить кузницу да накалить железные прутья: «Теми прутьями горячими проймите его до самых костей, чтобы знал он да ведал, как в чужие палаты ходить!» Не успели черти кузницу справить, как запели петухи – и все мигом пропало.

      На третий день приезжает во дворец королевна, смотрит Иван – дивуется: и сама королевна, и люди ее, и лошади – все до колен стали белые. «Спасибо служивый, за верную службу; как тебя бог милует?» – «Пока жив и здоров, ваше высочество!» – «Ну, постарайся последнюю ночь; да вот на́ тебе тулуп, надень на себя, а не то нечистые тебя когтями доймут… Теперь они страшно злы!» Сели они вместе за стол, ели-пили, веселилися; после королевна попрощалась и уехала, а Иван купеческий сын натянул на себя тулуп, оградился крестом и лег на свое прежнее место.

      Ударило полночь – зашумела буря, от грома и треску весь дворец затрясся; набежало чертей видимо-невидимо, и хромых, и кривых, и всякого роду. Бросились к Ивану купеческому сыну: «Берите его, подлеца! Хватайте, тащите!» – и давай когтями цапать: тот хватит, другой хватит, а когти все в тулупе остаются. «Нет, братцы! Видно, его так не проймешь; возьмемте-ка родного его отца с родной матерью да станем с них с живых кожи драть!» В ту ж минуту притащили точь-в-точь Ивановых родителей и принялись их когтями драть; они ревут: «Иван, голубчик! Смилуйся, сойди с своего места; за тебя с нас с живых кожи дерут». Иван купеческий сын лежит – не ворохнется, знай отмалчивается. Тут петухи запели – и разом