Пена. Дамское Счастье. Эмиль Золя

так, куда же он подевался? Неужто прошел черным ходом? – подивился Октав, но решил не придавать этому значения.

      Рядом стояла Валери, искавшая свой крепдешиновый шарф. Братья Теофиль и Огюст, не обращая на нее внимания, уже спускались по лестнице. Молодой человек разыскал шарф и подал ей с той восхищенной улыбкой, с какой обслуживал красивых покупательниц в «Дамском Счастье». Она посмотрела на него, и он мог бы поклясться, что в ее взгляде, устремленном на него, вспыхнул огонек. Но она коротко сказала:

      – Вы очень любезны, сударь.

      Мадам Жюзер, уходившая последней, одарила их обоих нежной и скромной улыбкой.

      А Октав, возбужденный донельзя, вернулся в свою комнату, взглянул в зеркало и сказал себе:

      – Черт возьми, а не попытаться ли!

      Тем временем госпожа Жоссеран молча бродила в опустевшей, разоренной квартире, по которой будто пронесся жестокий ураган. Она сердито захлопнула крышку пианино, погасила вторую лампу, затем прошла в столовую и начала тушить свечи, дуя на них так свирепо, что дрожали подсвечники. Вид разоренного стола с грудами пустых тарелок и чашек усугубил ее раздражение; она ходила вокруг него, бросая разъяренные взгляды на старшую дочь: Ортанс сидела, спокойно доедая подгоревшую корку бриоши.

      – Ты снова злишься, мама, – сказала девушка. – Что случилось, опять не повезло?.. Лично я очень довольна. Он покупает ей рубашки, лишь бы выдворить ее из дому.

      Мать молча пожала плечами.

      – Ну и что? Ты хочешь сказать, что это ничего не доказывает? Ладно, устраивай свои дела, а я уж сама устрою свои… Господи, до чего же мерзкий вкус у этой сдобы! Не знаю, какими неразборчивыми нужно быть, чтобы наедаться подобной мерзостью!

      Жоссеран, которого вконец изнуряли «суаре» жены, рухнул было на стул, но, побоявшись, что она выместит на нем свою ярость, придвинулся к Башляру и Гелену, сидевшим напротив Ортанс. Дядюшка уже очнулся от дремоты, обнаружил рядом с собой бутылочку рома и осушил ее, с горечью вспоминая о двадцати франках:

      – Меня огорчила не столько потеря денег, сколько это нахальство… Ты же знаешь, как я отношусь к женщинам, – последнюю рубашку готов им отдать, но терпеть не могу, когда у меня вымогают деньги… Стоит кому-то начать клянчить, как я прихожу в ярость, и от меня гнилой редиски не получишь.

      Однако едва сестра собралась напомнить ему о данном обещании, как он раскричался:

      – Помалкивай, Элеонора! Я сам знаю, что должен сделать для малышки… Но пойми одно: когда женщины выпрашивают деньги, это сильней меня, ни одна из них у меня не задержалась, верно, Гелен?.. И потом, отчего меня здесь третируют? Леон даже не соизволил поздравить меня с именинами!

      Госпожа Жоссеран, сжав кулаки, снова зашагала по комнате. Он прав: ох уж этот Леон… чего только не обещал, а бросил ее, как и все остальные. Вот уж кто не пожертвовал бы вечером ради того, чтобы выдать замуж своих