Отделенные. Нико Кнави

на портрете справа смеялась. С первого взгляда становилось ясно, почему ее прозвали Синеглазкой – глаза резко выделялись на фоне… общей бледности. Белая кожа, светлые серебристые волосы. Если бы не яркий цвет глаз, в которых, казалось, плясали озорные искорки, эльфийка выглядела бы белой молью. У нее даже дрекожа – грубые, похожие на кору дерева полосы на скулах, лбу – была очень светлой, а она у Детей Леса гораздо темнее обычной кожи. Полосы тянулись вверх, утолщались, а там, где у людей начинаются волосы, сливались в крупные гребни и постепенно переходили в волосы, которые у эльфов больше похожи на тонкие стебельки или травинки.

      С полотна слева на Фара смотрел черноволосый мужчина лет тридцати пяти. Внешность его можно было назвать обычной, если бы не глаза – желто-зеленые, странные, будто звериные. А в целом он выглядел как противоположность своей напарнице – хмурый, даже сердитый, в отороченном черным мехом темном плаще, из-под которого выглядывала одежда не менее мрачных оттенков.

      Синеглазка показалась Фару симпатичной, несмотря на нечеловеческие черты лица. Ее по-детски пухлые щеки хотелось ущипнуть. И за такое Молчун навалял бы, наверное, – ух, какой у него взгляд!

      Фаргрен постоял, поразглядывал картины, а потом вернулся в кабинет Увина.

      Там уже был какой-то коротышка. От него исходил едва уловимый запах дыма, и Фар понял, что перед ним генáс. Точнее, маагенас или мааген. Ну, или огневик, если уж совсем по-простецки.

      – Гéррет, – представился коротышка.

      – Фаргрен, – ответил Фар и спросил, хотя знал ответ:

      – Ты генас?

      Геррет показал огонек над кулаком. Значит, генас. Был бы стихийником – сам кулак стал бы огнем. Потому что стихийники именно так отвечали на подобные вопросы: показывали, что не просто управляют стихией, а могут превращать в нее собственное тело. В отличие от генасов.

      Впрочем, стихийник – зверь редкий. Фаргрен бы очень удивился, если бы Геррет им оказался.

      – А ты? – тоже спросил тот, и Фар отрицательно мотнул головой. – Первый раз в главном зале?

      – Угу…

      – Ты картины рассматривал, как впервые, – ответил маагéн на невысказанный вопрос. – Откуда ты?

      – Пришел из Эвенрата. Обычно работал там и в окрестностях.

      Дверь открылась.

      – Долго в Ги…

      Договорить Геррет не успел: его сграбастал в охапку светловолосый здоровяк.

      – Ну надо же! Гери, ты ли это?

      Следом за здоровяком в кабинет вошла его почти точная копия.

      – Сраный пепел! – прохрипел коротышка, вырываясь из медвежьих объятий. – Опять вы!

      – И мы тебя любим, Гери! – Второй здоровяк хлопнул Геррета по плечу так, будто хотел вколотить его в пол, потом повернулся к Фаргрену: – Я Рейт, а это Лóрин.

      Лорин кивнул в знак приветствия. У него от правой брови через висок тянулся рваный, бугристый шрам. Заканчивался он за ухом, и коротко стриженные волосы никак его не скрывали. Так что вопроса, как не путать