Крик болотной птицы. Александр Тамоников

числе прочих смершевцев в стрельбе упражнялись майор Петр Стариков и капитан Евдоким Лысухин. Оба из кадровых военных, оба опытные бойцы, оба разведчики. Только того и разницы, что Старикова направили в Смерш сразу после выписки из госпиталя, а Лысухина – выдернули прямо с передовой.

      Что касается Старикова, то к своему новому назначению он отнесся с полным спокойствием и пониманием. В конце концов, обычное дело – новое назначение после госпиталя. Повоевал почти два года в армейской разведке, теперь будет воевать в Смерше. Хотя оно и непонятно пока, что это такое – Смерш, но – именно пока. Там – разберемся. Тем более что никто Старикова особо и не спрашивал, где он желает дальше воевать. Новое назначение было приказом, а приказы, как известно, не обсуждают. Да и не таким человеком был майор Петр Стариков, чтобы протестовать, возмущаться или каким-то другим способом выражать свои эмоции. Что касаемо эмоций, то их Стариков всегда держал в узде – даже в самых отчаянных случаях. Он был человеком спокойным, уравновешенным, немногословным и поэтому надежным и понятным для других.

      А потому, услышав о своем новом назначении, он бесстрастно произнес: «Есть!» – и лишь поинтересовался, где именно находится его новое место службы. И получив ответ, молча удалился, чем ввел в некоторую оторопь полковника, дававшего ему распоряжение о новом назначении. «Вот ведь не человек, а непрошибаемый идол! – сам себе сказал полковник, почесав затылок. – Даже не поинтересовался, а что же оно такое, этот Смерш? Хотя, признаться, я и сам толком не знаю, что же оно такое. Мне лишь было велено подбирать для этой службы толковых людей. Ну, я и подбираю. Вот подобрал этого майора. А то, что он идол, так это даже хорошо. Такие люди надежные».

      Другое дело Евдоким Лысухин. Он, можно сказать, был полной противоположностью Петру Старикову. Резкий, импульсивный, зачастую похожий в своей импульсивности даже не на человека, а на какого-то стремительного зверя, – таков был Евдоким Лысухин. Случалось, что такая импульсивность и стремительность ему изрядно мешала, из-за них Лысухин совершал порой необдуманные и в определенной мере опасные поступки. Иначе говоря, там, где надо бы было поразмыслить, Евдоким Лысухин зачастую предпочитал действовать без всяких предварительных раздумий.

      В каких-то случаях это было и хорошо, это было как раз то, что надо, но ведь бывали и другие случаи, когда без предварительных размышлений – ну просто-таки никак нельзя. Но предварительные размышления – это было не для Лысухина. Нет, думать, конечно, он умел, но большей частью уже потом. И даже винить себя мог за какие-то поспешные, а потому и не слишком разумные действия. Хотя это ничуть ему не мешало в следующий раз опять оголтело бросаться в атаки.

      Но вот что удивительно – бо́льшая часть таких атак ему вполне удавалась. Никому, и в первую очередь самому Лысухину, при этом непонятно было, по каким таким причинам и законам удача ему не изменяет, а просто – факт оставался фактом. Случалось, что Евдоким Лысухин