Отговорила роща золотая… Новокрестьянская поэзия. Поэтическая антология

шумит осиной,

      Ямщицкою кручиной

      С метелицей вослед.

      За вьюжною кибиткой

      Гагар нескор полет…

      Тебе бы сад с калиткой

      Да опашень враскидку

      У лебединых вод.

      Боярышней собольей

      Привиделся ты мне,

      Но в сорок лет до боли

      Глядеть в глаза сокольи

      Зазорно в тишине.

      Приснился ты белицей —

      По бровь холстинный плат,

      Но Алконостом-птицей

      Иль вещею зегзицей

      Не кануть в струнный лад.

      Остались только взгорья,

      Ковыль да синь-туман,

      Меж тем как редкоборьем

      Над лебедем-Егорьем

      Орлит аэроплан.

1927

      «На припеке цветик алый…»

      На припеке цветик алый

      Обезлиствел и поблек —

      Свет-детина разудалый

      От зазнобушки далек.

      Он взвился бы буйной птицей

      Цепи-вороги крепки,

      Из темницы до светлицы

      Перевалы далеки.

      Призапала к милой стежка,

      Буреломом залегла.

      За окованным окошком —

      Колокольная игла.

      Все дозоры да запоры,

      Каземат – глухой капкан…

      Где вы, косы – темны боры,

      Заряница – сарафан?

      В белоструганой светелке

      Кто призарился на вас,

      На фату хрущата шелка,

      На узорный канифас?

      Заручился кто от любы

      Скатным клятвенным кольцом:

      Волос – зарь, малина – губы,

      В цвет черемухи лицом?..

      Захолонула утроба,

      Кровь, как цепи, тяжела…

      Помяни, душа-зазноба,

      Друга – сизого орла!

      Без ножа ему неволя

      Кольца срезала кудрей,

      Чтоб раздольней стало поле,

      Песня-вихорь удалей.

      Чтоб напева ветровова

      Не забыл крещеный край…

      Не шуми ты, мать-дуброва,

      Думу думать не мешай!

1913

      «На часах у стен тюремных…»

      На часах у стен тюремных,

      У окованных ворот,

      Скучно в думах неизбежных

      Ночь унылая идет.

      Вдалеке волшебный город,

      Весь сияющий в огнях,

      Здесь же плит гранитных холод

      Да засовы на дверях.

      Острый месяц в тучах тонет,

      Как обломок палаша;

      В каждом камне, мнится, стонет

      Заключенная душа.

      Стонут, бьются души в узах

      В безучастной тишине.

      Все в рабочих синих блузах,

      Земляки по крови мне.

      Закипает в сердце глухо

      Яд пережитых обид…

      Мать родимая старуха,

      Мнится, в сумраке стоит,

      К ранцу жалостно и тупо

      Припадает головой…

      Одиночки, как уступы,

      Громоздятся надо мной.

      Словно глаз лукаво-грубый,

      За спиной блестит ружье,

      И не знаю я – кому бы

      Горе высказать свое.

      Жизнь безвинно-молодую

      Загубить