Сказки. Михаил Салтыков-Щедрин

в Подьяческой улице на разных квартирах; имели каждый свою кухарку и получали пенсию. Только вдруг очутились на необитаемом острове, проснулись и видят: оба под одним одеялом лежат. Разумеется, сначала ничего не поняли и стали разговаривать, как будто ничего с ними и не случилось.

      – Странный, ваше превосходительство, мне нынче сон снился, – сказал один генерал, – вижу, будто живу я на необитаемом острове…

      Сказал это, да вдруг как вскочит! Вскочил и другой генерал.

      – Господи! Да что ж это такое! Где мы! – вскрикнули оба не своим голосом.

      И стали друг друга ощупывать, точно ли не во сне, а наяву с ними случилась такая оказия. Однако, как ни старались уверить себя, что всё это не больше как сновидение, пришлось убедиться в печальной действительности.

      Перед ними с одной стороны расстилалось море, с другой стороны лежал небольшой клочок земли, за которым стлалось всё то же безграничное море. Заплакали генералы в первый раз после того, как закрыли регистратуру.

      Стали они друг друга рассматривать и увидели, что они в ночных рубашках, а на шеях у них висит по ордену.

      – Теперь бы кофейку испить хорошо! – молвил один генерал, но вспомнил, какая с ним неслыханная штука случилась, и во второй раз заплакал.

      – Что же мы будем, однако, делать? – продолжал он сквозь слёзы, – ежели теперича доклад написать – какая польза из этого выйдет?

      – Вот что, – отвечал другой генерал, – подите вы, ваше превосходительство, на восток, а я пойду на запад, а к вечеру опять на этом месте сойдёмся; может быть, что-нибудь и найдём.

      Стали искать, где восток и где запад. Вспомнили, как начальник однажды говорил: «Если хочешь сыскать восток, то встань глазами на север, и в правой руке получишь искомое». Начали искать севера, становились так и сяк, перепробовали все страны света, но так как всю жизнь служили в регистратуре, то ничего не нашли.

      – Вот что, ваше превосходительство: вы пойдите направо, а я налево; этак-то лучше будет! – сказал один генерал, который, кроме регистратуры, служил ещё в школе военных кантонистов учителем каллиграфии и, следовательно, был поумнее[2].

      Сказано – сделано. Пошёл один генерал направо и видит – растут деревья, а на деревьях всякие плоды. Хочет генерал достать хоть одно яблоко, да все так высоко висят, что надобно лезть. Попробовал полезть – ничего не вышло, только рубашку изорвал. Пришёл генерал к ручью, видит: рыба там, словно в садке на Фонтанке, так и кишит, и кишит.

      «Вот кабы этакой-то рыбки да на Подьяческую!» – подумал генерал и даже в лице изменился от аппетита.

      Зашёл генерал в лес – а там рябчики свищут, тетерева токуют, зайцы бегают.

      – Господи! еды-то! еды-то! – сказал генерал, почувствовав, что его уже начинает тошнить.

      Делать нечего, пришлось возвращаться на условленное место с пустыми руками. Приходит, а другой генерал уж дожидается.

      – Ну что, ваше превосходительство, промыслил что-нибудь?

      – Да вот нашёл старый нумер «Московских ведомостей», и больше ничего!

      Легли опять спать генералы, да не спится им натощак. То беспокоит их мысль, кто за них будет пенсию получать, то припоминаются виденные днём плоды, рыбы, рябчики, тетерева, зайцы.

      – Кто бы мог думать, ваше превосходительство, что человеческая пища, в первоначальном виде, летает, плавает и на деревьях растёт? – сказал один генерал.

      – Да, – отвечал другой генерал, – признаться, и я до сих пор думал, что булки в том самом виде родятся, как их утром к кофею подают!

      – Стало быть, если, например, кто хочет куропатку съесть, то должен сначала её изловить, убить, ощипать, изжарить… Только как всё это сделать?

      – Как всё это сделать? – словно эхо, повторил другой генерал.

      Замолчали и стали стараться заснуть; но голод решительно отгонял сон. Рябчики, индейки, поросята так и мелькали перед глазами, сочные, слегка подрумяненные, с огурцами, пикулями и другим салатом.

      – Теперь я бы, кажется, свой собственный сапог съел! – сказал один генерал.

      – Хороши тоже перчатки бывают, когда долго ношены! – вздохнул другой генерал.

      Вдруг оба генерала взглянули друг на друга: в глазах их светился зловещий огонь, зубы стучали, из груди вылетало глухое рычание. Они начали медленно подползать друг к другу и в одно мгновение ока остервенились. Полетели клочья, раздался визг и оханье; генерал, который был учителем каллиграфии, откусил у своего товарища орден и немедленно проглотил. Но вид текущей крови как будто образумил их.

      – С нами крёстная сила! – сказали они оба разом, – ведь этак мы друг друга съедим! И как мы попали сюда! Кто тот злодей, который над нами такую штуку сыграл!

      – Надо, ваше превосходительство, каким-нибудь разговором развлечься, а то у нас тут убийство будет! – проговорил один генерал.

      – Начинайте! – отвечал другой генерал.

      – Как, например, думаете вы, отчего

2

Школы военных кантонистов существовали до 1856 г. Преподавание каллиграфии у Щедрина – признак примитивности и духовной ограниченности персонажа.