«…Кибитка между тем быстро катилась, однообразно и мерно постукивая передком об уступы, выбитые копытами возовых лошадей. Дорога узенькою снеговой лентой бежала все вдаль и вдаль; колокольцы, привязанные к низенькой дуге коренника, будили оцепеневшую окрестность то ясным и отчетливым звоном, когда лошади бежали рысью, то каким-то беспорядочным гулом, когда они пускались вскачь; по временам этот звон и гул смешивался с визгом полозьев, когда они врезывались в полосу рыхлого снега, нанесенную внезапным вихрем, по временам впереди кибитки поднималось и несколько мгновений стояло недвижно в воздухе облако морозной пыли, застилая собой всю окрестность… Горы, речки, овраги – все как будто замерло, все сделалось безразличным под пушистою пеленою снега…»
«…Я сидел дома и, по обыкновению, не знал, что с собой делать. Чего-то хотелось: не то конституций, не то севрюжины с хреном, не то кого-нибудь ободрать. Ободрать бы сначала, мелькнуло у меня в голове; ободрать, да и в сторону. Да по-нынешнему, так, чтоб ни истцов, ни ответчиков – ничего. Так, мол, само собою случилось, – поди доискивайся! А потом, зарекомендовавши себя благонамеренным, можно и об конституциях на досуге помечтать…»
«…Мне очень не хотелось ехать, но я поехал. Дети! когда вы умудритесь, то примете, что иногда слово „не хочу“ совершенно естественно превращается в „хочу“ и что человек, существо разумно-свободное, есть в то же время и существо, наиболее способное совершать такие движения, которые совершенно противоположны самым близким его интересам…»
«…Я сидел дома и, по обыкновению, не знал, что с собой делать. Чего-то хотелось: не то конституций, не то севрюжины с хреном, не то кого-нибудь ободрать. Ободрать бы сначала, мелькнуло у меня в голове; ободрать, да и в сторону. Да по-нынешнему, так, чтоб ни истцов, ни ответчиков – ничего. Так, мол, само собою случилось, – поди доискивайся! А потом, зарекомендовавши себя благонамеренным, можно и об конституциях на досуге помечтать…»
Сказка «Пропала совесть» не утратила своей актуальности и в наши дни. Она подробно описывает, каким ничтожным и убогим становится мир, в котором совесть является тяжкой обузой. Совесть неожиданно исчезла, но люди не заметили пропажу и жили своей прежней жизнью. Некоторые даже почувствовали себя свободнее: теперь можно было без помех клеветать, обманывать, льстить, подставлять ближних – никакие душевные терзания им отныне не грозили.
«Карась-идеалист» – сатирическая сказка Михаила Салтыкова-Щедрина. Автор показывает главного героя – Карася-идеалиста – персонажем с высокими нравственными идеалами, который готов пожертвовать собой ради того, чтобы эти идеалы воплотить в жизнь. Карась считает, что социального зла не существует, и полагает, что даже Щука может измениться. Во время двух бесед с Щукой Карась спасается, но на третий раз Щука проглатывает Карася, и его добродетельные мотивы не получают никакого отклика.
Медведь на воеводстве – сказка Михаила Салтыкова-Щедрина. В ней речь идёт о трёх воеводах Топтыгиных. Два первых сделали ставку на кровопролитие и проиграли. Последний не вмешивался в жизнь леса и заслужил похвалу правителя. Злодейства крупные и серьезные нередко именуются блестящими и, в качестве таковых, заносятся на скрижали Истории. Злодейства же малые и шуточные именуются срамными, и не только Историю в заблуждение не вводят, но и от современников не получают похвалы.
Сказка повествует о странствиях старого ворона. Главная мысль сказки – бесполезно ходить и выпрашивать правду и справедливость. Те, кто находится на вершине никогда не поймут тех, кто карабкается у ее основания. Жил был старый ворон-челобитчик, который с грустью вспоминал давнишние добрые времена. Когда-то вороны были честной птицей и не промышляли по садам да огородам, когда-то все было иначе. А теперь… Горько стало на душе старому ворону, особенно тяжко смотреть, как погибают несмышленые молодые птицы под дробью винтовок в руках человека, защищающего свои угодья. И решил ворон попросить помощи у ястреба, ведь он обладает большой властью и, быть может, даст верный совет…
Среди множества откликов на смерть Тургенева анонимное выступление Салтыкова принадлежит к числу наиболее замечательных. По глубине и масштабности исторического осмысления Тургенева, его значения для русской жизни, с этим выступлением соседствовало в те дни лишь одно – «тургеневская прокламация» народовольцев, написанная П. Ф. Якубовичем и распространявшаяся в Петербурге в день похорон писателя.