«Разиня» и другие рассказы. Борис Житков

как будто опомнился, встал, встряхнулся, зазвонил пряжками. Я побежал в кухню и достал толстую кость из супа. Волк улёгся на подстилке и стал грызть. Грыз он своими белыми зубами большие воловьи кости, как сухари. Только хрустело. Я потушил свечу, стал было засыпать, – как дёрнет мой волк ноту, крепче прежнего. Я быстро оделся и вытащил волка на двор. Я стал с ним играть, бегать по двору. И я заметил тут, ночью, что, не зная, я принял бы его за порядочного дворового пса. И вот никто не замечал: пёс мой не лаял. Беда, если узнают, что он по ночам воет!

      Теперь мне ночью не стало покоя. Я по часу, бывало, сидел и уговаривал волка, я его занимал, совал ему кости, чтоб как-нибудь он забыл про вой. Я за ним ухаживал, как за больным, у которого бывают припадки. Недели через две он бросил выть. Но за это время мы с ним сдружились. Когда я возвращался домой, он ставил мне на плечи лапы, и я чувствовал, какие они крепкие у него – как железные палки. Я с ним гулял днём, и все смотрели на большую собаку с особенной походкой. Когда он бежал, он так легко пружинил задними ногами; он умел смотреть назад, совсем свернув голову к хвосту, и бежать в то же время прямо вперёд.

      Узнали

      Он был совсем ручной, и знакомые, когда приходили, гладили его и трепали по спине, как простую собаку.

      И вот раз сижу я в парке на скамейке. Меж коленями у меня уселся на земле волк и дышит жарким духом, свесив длинный язык через зубы.

      Маленькие дети играли в песке, а няньки на скамейке лузгали семечки.

      Ребята стали подходить ко мне.

      – Какая хорошая собака! Пушистая и язык красный. Не кусается?

      – Нет, – говорю. – Она смирная.

      – Можно немножко погладить?

      Я сказал волку «тубо».

      Он уж это хорошо знал, и дети, кто посмелее, стали осторожно гладить. Я гладил заодно с ними, чтобы волк знал, что и моя рука тут. Няньки подходили, спрашивали:

      – Не укусит?

      Вдруг одна нянька подошла, глянет да как заохает:

      – Ой, матушки, волк!

      Дети взвизгнули, прыгнули, как цыплята. Волк так перепугался, что волчком повернулся на месте, запрятал мне между колен свою морду и прижал уши.

      Когда все немного успокоились, я сказал:

      – Сами волка напугали. Видите, какой он смирный.

      Но уж куда там! Няньки ребят за руку прочь тянут и оглядываться не велят. Только два мальчика, что без нянек были, подошли ко мне, стали на метр и говорят:

      – Верно – волк?

      – Верно, – говорю.

      – Настоящий?

      – Настоящий.

      – А ну, – говорят, – забожись.

      – Ей-богу, – говорю, – настоящий.

      – Ага, – говорят, – то-то ты его себе к руке и привязал. Ну, дай ещё погладить. Настоящего-то.

      Это было действительно так: я цепь от волка привязывал ремнём к левой руке – в случае дёрнется или бросится, уж от меня он не оторвётся. Пусть я даже упаду с ног – всё равно не уйдёт.

      Прозевал

      Аннушка так приучила волка, что он за ворота один ни за что. Подойдёт к калитке, глядит на улицу, носом воздух