Гроза. Александр Островский

Ты проворней, в самом деле, а то знаешь ведь!

      Кабанов. Уж как не знать!

      Варвара. Нам тоже не велика охота из-за тебя брань-то принимать.

      Кабанов. Я мигом. Подождите! (Уходит.)

      Явление седьмое

      Катерина и Варвара.

      Катерина. Так ты, Варя, жалеешь меня?

      Варвара (глядя в сторону). Разумеется, жалко.

      Катерина. Так ты, стало быть, любишь меня? (Крепко целует.)

      Варвара. За что ж мне тебя не любить-то!

      Катерина. Ну, спасибо тебе! Ты милая такая, я сама тебя люблю до смерти.

      Молчание.

      Знаешь, мне что в голову пришло?

      Варвара. Что?

      Катерина. Отчего люди не летают!

      Варвара. Я не понимаю, что ты говоришь.

      Катерина. Я говорю: отчего люди не летают так, как птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я птица. Когда стоишь на горе, так тебя и тянет лететь. Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела. Попробовать нешто теперь? (Хочет бежать.)

      Варвара. Что ты выдумываешь-то?

      Катерина (вздыхая). Какая я была резвая! Я у вас завяла совсем.

      Варвара. Ты думаешь, я не вижу?

      Катерина. Такая ли я была! Я жила, ни об чем не тужила, точно птичка на воле. Маменька во мне души не чаяла, наряжала меня, как куклу, работать не принуждала; что хочу, бывало, то и делаю. Знаешь, как я жила в девушках? Вот я тебе сейчас расскажу. Встану я, бывало, рано; коли летом, так схожу на ключик, умоюсь, принесу с собою водицы и все, все цветы в доме полью. У меня цветов было много-много. Потом пойдем с маменькой в церковь, все и странницы – у нас полон дом был странниц да богомолок. А придем из церкви, сядем за какую-нибудь работу, больше по бархату золотом, а странницы станут рассказывать, где они были, что видели, жития разные, либо стихи поют. Так до обеда время и пройдет. Тут старухи уснуть лягут, а я по саду гуляю. Потом к вечерне, а вечером опять рассказы да пение. Таково хорошо было!

      Варвара. Да ведь и у нас то же самое.

      Катерина. Да здесь все как будто из-под неволи. И до смерти я любила в церковь ходить! Точно, бывало, я в рай войду, и не вижу никого, и время не помню, и не слышу, когда служба кончится. Точно как все это в одну секунду было. Маменька говорила, что все, бывало, смотрят на меня, что со мной делается! А знаешь, в солнечный день из купола такой светлый столб вниз идет, и в этом столбе ходит дым, точно облака, и вижу я, бывало, будто ангелы в этом столбе летают и поют. А то, бывало, девушка, ночью встану – у нас тоже везде лампадки горели – да где-нибудь в уголке и молюсь до утра. Или рано утром в сад уйду, еще только солнышко восходит, упаду на колена, молюсь и плачу, и сама не знаю, о чем молюсь и о чем плачу; так меня и найдут. И об чем я молилась тогда, чего просила, не знаю; ничего мне не надобно было, всего у меня было довольно. А какие сны мне снились, Варенька, какие сны! Или храмы золотые, или сады какие-то необыкновенные, и всё поют невидимые голоса, и кипарисом пахнет, и горы, и деревья будто не такие, как обыкновенно, а как на образах пишутся. А то будто я летаю, так и летаю по воздуху. И теперь иногда снится, да редко, да и не то.

      Варвара. А что же?

      Катерина (помолчав). Я умру