Волков. Апраксин двор. Валерий Пылаев

– едва ли хоть кто-то поспешит на помощь. Аристократы не станут… скажем так, афишировать подобные знакомства. Более того – наверняка кое-кто из высшего света столицы предпочел бы видеть Грозина мертвым, а не живым.

      – Возможно, друг мой, возможно. – Соломон Рувимович понемногу успокаивался. – Но вы даже представить не можете, что это за человек – и на что он способен.

      – Не вижу никаких причин беспокоиться, – усмехнулся я. – Если уж мы заварили эту кашу – придется расхлебывать до конца. Вы приняли решение, и менять его, пожалуй, слишком поздно… Даю вам слово, любезный. – Я опустил ладонь на плечо Соломона Рувимовича. – Пока я жив и нахожусь в добром здравии – никто не посмеет тронуть вашу семью хоть пальцем. И с вашей головы не упадет ни единый волос… Конечно же, если вы снова не приметесь выдирать их сами.

      Не знаю, что подействовало сильнее – то ли понемногу возвращающиеся способности, то ли нужные слова. А может, когда я упомянул о делах, в испуганном человечке в кресле снова проснулся финансист. Он явно снова почувствовал себя в своей тарелке – и тут же уселся ровно.

      – Да, конечно… Конечно же – дела в первую очередь. Как говорится, война войной, а доход… – Соломон Рувимович бесцеремонно выдернул из-под моей пятой точки целую кипу каких-то бумаг с печатями. – Я так понимаю, вас интересуют вклады в наше общее дело…

      Я кое-что смыслил в колдовстве. И неплохо умел обращаться с любым видом холодного или огнестрельного оружия, когда-либо изобретенного человечеством. За сотни лет даже без малейшей искры таланта обучишься чему угодно…

      Почти – чему угодно. Возня с векселями, облигациями и прочей ценной макулатурой так и осталась для меня темным лесом. Не то чтобы я совсем уж не понимал пространных речей уважаемого Соломона Рувимовича, но немалая часть пуль его коммерческой премудрости отскакивали от брони моего разума, не оставив даже царапины. В конце концов, я не одну сотню лет обходился без всех этих заморочек в том мире – да и в этом становиться финансистом уж точно не собирался. Вполне достаточно и того, что мои наличные средства пойдут в дело, но кое-какой суммой я смогу распоряжаться самостоятельно.

      Не самой большой, конечно же, – по меркам того же Кудеярова. Немыслимо огромной для Фурсова, Петропавловского и кого-то вроде дядьки Степана. Лично я же находил ее… скажем так, достаточной – для достойной жизни, обновления гардероба и, что самое главное, решения кое-каких насущных задач, о которых распространяться уж точно не следовало. Остальное меня волновало мало, но Соломон Рувимович зачем-то принялся объяснять все подряд, чуть ли не до малейших деталей.

      Поэтому из-под вывески «Левинзон и сыновья» мы с дедом Федором выходили уже под вечер и вымотанные так, будто не сидели в просторном кабинете, а таскали кирпичи.

      – Уф-ф-ф… Я уж думал, помру, Володька. Не дай бог Фома еще раз сюда отправит – в лоб дам, честное слово.

      – Добро пожаловать в столицу, сударь, – усмехнулся я. – То ли еще будет.

      – Да