Под красной крышей. Юлия Лавряшина

ватным языком проговорил, где они. Поспешно снял куртку, накрыл девушку, прижался ухом к ее груди и выдохнул, услышав робкий прерывистый стук. Он поднялся с ее холодным маленьким телом, отнес его на лавку.

      Сквозь пелену тьмы она увидела его черные волосы и серые глаза. Он расплылся снеговиком. Улыбнулся, махнул веткой и исчез в молочном небе.

      (Парень)

      Неправильно. Грязно. Мерзко. Мне нравится. Мне так хочется. Потому что я всегда был другим. И уже не стыдно. Плевать.

      …В квартире пахнет клеем. Червями валяются обои. Стены хмурятся на меня серыми пятнами. Отец малюет свою красоту. Бросаю рюкзак на пол и снимаю куртку. Он отвлекается и кивает мне, блеснув очками.

      В моей комнате приторно воняет ашкой. Я открываю окно, и к ногам ссыплется краска с рамы. Сестра кидает в меня учебник и орет:

      – Свали и окно закрой.

      Поднимаю книгу и швыряю ей на кровать:

      – Хлебало завали, тупая ты сука.

      У нее на щеках краснеет недовольство. Она выбегает с воем «Мама!», будто ей пять лет, а не пятнадцать.

      Как это все достало уже. Бухаюсь на кровать и открываю чат с Настей. Врывается мать и полотенцем бьет меня по ноге. Я хватаю его край и вскакиваю.

      – Пусти, гаденыш, как ты можешь так с сестрой разговаривать?

      – Иди на хрен.

      Отнимаю полотенце и бросаю его в угол. Сестра сверкает глазами. Мать задыхается от возмущения и начинает что-то орать.

      Я выбрасываю из рюкзака учебники и складываю вещи.

      – Даня, Даня! Этот щенок в конец оборзел, иди сюда!

      Я пулей вылетаю из квартиры, и дверь ударяется о стену.

      …На обочине. К кедам брызги. Машины мимо с ревом. Жгу одуванчики. Они огнем пушатся. Скоро растворятся в небе, где им и место. В конце концов, все в этом мире знает, что ему уготовано: волк знает, что он волк, человек, что он человек. А я хуже тигра, выступающего в цирке…

      Достаю телефон и звоню ей. У нее шумно и весело, она кричит в трубку: «Санька, где ты? Я выхожу из школы и к тебе».

      Ей было семнадцать, мне девятнадцать. Черт, какой же я урод. Она не должна была соглашаться. И в ее фразе «Попробуем» чувствовалось, что ей просто неловко сказать: «Нет». Я утешал себя тем, что у нее уже был секс. Почему бы не попробовать со мной?

      …В КФС аромат разгорается гирляндами на огромных окнах. Я жду ее. Она приходит веселая, по-свойски обнимает меня и садится напротив.

      – Ну что, дед, рассказывай.

      – Я ушел из дома.

      Она вопросительно приподнимает неровно выщипанные брови. Облизывается:

      – И где теперь ты будешь?

      – У подруги, думаю. В институт придется звонить. Скажу, что заболел.

      – Всю жизнь бегать не сможешь.

      – Им хватит недели, чтобы отстать.

      Она ежится и мельком осматривается.

      – Будешь еще подрабатывать?

      – Конечно. А ты…

      – Фотать тебя?

      – Да… Сможешь?

      Она неуверенно кивает.

      …Таня в Москве, и можно не париться. Достаю ключи и открываю дверь.

      – Ты заранее договорился