Юрий Милославский, или Русские в 1612 году. Михаил Загоскин

мне свету божьего не видать!.. издохнуть без исповеди!..

      – Добро, добро, не божись!.. Дай подумать… Ну, слушай же, Григорьевна, – продолжал мужской голос после минутного молчания, – сегодня у нас на селе свадьба: дочь нашего волостного дьяка идет за приказчикова сына. Вот как они поедут к венцу, ты заберись в женихову избу на полати, прижмись к уголку, потупься и нашептывай про себя…

      – А что же, кормилец, шептать мне велишь?

      – Да что на ум взбредет; и о чем бы тебя ни стали спрашивать – смотри, ни словечка! Бормочи себе под нос да покачивайся из стороны в сторону.

      – Слушаю, батюшка!

      – Вот как поезд воротится из церкви, я взойду в избу, и лишь только переступлю через порог, ты в тот же миг – уж не пожалей себя для первого раза – швырком с полатей, так и грянься о пол!

      – О пол? Ах, мой родимый! да я этак и косточек не сберу!

      – Вот еще боярыня какая! а тебе бы, чай, хотелось, лежа на боку, сделаться колдуньей? Ну, если успеешь, подкинь соломки, да смотри, чтоб никому не в примету.

      – Слушаю, батюшка, слушаю!

      – Что б я ни говорил, кричи только «виновата!», а там уж не твое дело. Третьего дня пропали боярские красна; если тебя будут о них спрашивать, возьми ковш воды, пошепчи над ним, взгляни на меня, и как я мотну головою, то отвечай, что они на гумне Федьки Хомяка спрятаны в овине.

      – Ах, батюшки светы! неужто в самом деле Федька Хомяк?..

      – Ономнясь он грозился поколотить меня, так пусть теперь разведается с приказчиком.

      – Постой-ка! да ты, никак, шел оттуда, как я с тобой повстречалась?

      – Молчи, старая карга! Ни гугу об этом! Слышишь ли? видом не видала, слыхом не слыхала!

      – Слышу, батюшка, слышу!

      – Завтра приходи опять сюда: мне кой-что надо с тобой перемолвить, а теперь убирайся проворней. Да смотри: обойди сторонкою, чтоб никто не подметил, что ты была у меня – понимаешь?

      – Разумею, кормилец, разумею.

      – Ну, то-то же, ступай!

      – Прощенья просим, батюшка Архип Кудимович!

      – Постой-ка, никак, собака лает?.. так и есть! Кого это нелегкая сюда несет?.. Слушай, Григорьевна, если тебя здесь застанут, так все дело испорчено. Спрячься скорей в этот чулан, закинь крючок и притаись как мертвая.

      Григорьевна вошла за перегородку и, захлопнув дверь, прижалась к улью, за которым лежал Кирша. Чрез минуту несколько человек, гремя саблями, с шумом вошли в избу.

      – Гей, москаль! – закричал один голос. – Нет ли у тебя кого-нибудь здесь?

      – Никого, батюшка.

      – Ты врешь! У тебя спрятан мошенник, которого мы ищем.

      – Видит бог, нет!

      – Говори всю правду, а не то я с одного маху вышибу из тебя душу. Гей, Будила! и ты, Сума, осмотрите чердак, а мы обшарим здесь все уголки. Что у тебя за этой перегородкой?

      – Пустые ульи да кой-какая старая посуда.

      – Лжешь, москаль! Дверь приперта изнутри: там кто-нибудь да есть. Ну-ка, товарищи, в плети его, так он заговорит.

      – Помилуйте, господа честные! Всю правду скажу: там сидит женщина.

      – Женщина! Да на кой же черт ты ее туда запрятал?

      – Не