Бывший босс. Алайна Салах

мит по карте, папа озаботился тем, чтобы его дети не стали прожигателями жизни и наследства. Работа на каникулах – это его условие.

      – Проходите.

      Прежде чем встать, я решаю сделать практику йоги, чтобы успокоиться. Закрываю глаза, складываю ладони в намасте и дышу животом. Глубокий вдох – и спокойствие наполняет мое тело подобно солнечному свету… Глубокий выдох – и все тревоги и волнения уходят в землю… Глубокий вдох… – и в меня мощным потоком входят позитив и уверенность.

      – Девушка, я сейчас просто приглашу следующего, – нетерпеливо ввинчивается мне в ухо.

      Распахнув глаза, я бормочу «извините» и, подхватив сумку, спешу к кабинету руководителя. На всякий случай поправив юбку, вежливо стучусь.

      – Тимур … эээ…Олегович… Можно?

      – Андреевич, – поправляет меня знакомый голос.

      Растерянно заморгав, я разглядываю очертания знакомой фигуры, занимающей кресло. Оу. Май. Гад. Или охренеть, как сказала бы Саша. Это же… Это….

      – Маша? – на мгновение Тимур тоже выглядит растерянным. – Ты что здесь делаешь?

      – На работу устраиваюсь, – просияв, отвечаю я. – А ты?

      – Я? Я здесь работаю. – Лицо моего бывшего парня становится скептическим. – Точнее, руковожу процессом.

      От такой прекрасной новости я даже начинаю улыбаться.

      – Ох… С ума сойти, как мне повезло!

      Не дожидаясь приглашения, я опускаюсь в кресло напротив его стола.

      – А это мое первое собеседование, представляешь? Я так волновалась. Мне на работу нужно непременно устроиться, а опыта совсем нет.

      – Папа перестал давать денег на карманные расходы? – Тимур откидывается на спинку кресла, глядя холодно и оценивающе.

      А мне отчего-то напротив хочется улыбаться во весь рот. Вот же совпадение! В многомиллионном городе попасть в офис именно к нему.

      – Почему? Не перестал. Просто хочет, чтобы дети умели зарабатывать, а не просто тратить.

      – Мило. Но если уж у тебя нет опыта, а заработать нужно, не проще ли устроиться официанткой?

      Улыбка сползает с моего лица. Почему Тимур это говорит? В интернете черным по белому написано, что его фирме требуются риэлторы. Можно без опыта.

      – Ты не хочешь брать меня на работу?

      – Не думаю, что ты нам подходишь, – без улыбки и явно не шутя отрезает он. – У тебя есть опыт работы в сфере продаж?

      – Только в сфере покупок. Но компания деда много лет успешно занимается продажами. Думаю, этот талант передался и мне.

      Тимур дергает челюстью, выглядя раздраженным. Может быть, устал от собеседований или не выспался. Или голодный.

      – Так может тебе стоит работать у деда?

      – Папа против, – поясняю я. – Сказал, что дед предпочтет откупиться, лишь бы не видеть женщин у себя в офисе.

      – И теперь твой папа предлагает терпеть тебя?

      Нахмурившись, я обнимаю себя руками. Кажется, дело не в голоде и не в недосыпе. Раздражение Тимура имеет непосредственное отношение ко мне.

      – Зачем ты так? Я очень обрадовалась, когда тебя увидела. Думала, и ты тоже рад.

      Красивое лицо Тимура покрывается бордовыми пятнами. Еще чуть-чуть, и из носа дым пойдет.

      – Я – рад? Маша Станиславовна, ты вообще… – Запнувшись, он переводит недоуменный взгляд с резюме на меня. – А почему ты, кстати, Станиславовна?

      – Это матчество. Вашим законом больше не возбраняется.

      – Так вот, напомню тебе, Маша Станиславовна, что четыре года назад ты укатила в свою страну, не попрощавшись, и с тех пор не давала о себе знать, – чеканит Тимур, глядя в мое межбровье. – Сегодня ни с того ни с сего появляешься на пороге моего офиса и, очевидно, рассчитываешь, что я не только помогу тебе с трудоустройством, но и буду охренеть, как рад это сделать. Видимо, потому, что у тебя ноги длинные и глаза красивые. У тебя вообще совесть есть?

      Опешив от внезапно свалившихся обвинений, я начинаю нервно теребить сумку.

      – Мне было шестнадцать, а тебе двадцать четыре. Папа бы тебя оскопил. А еще дома меня ждал парень.

      Пятна на лице Тимура медленно сливаются воедино. Я снова сболтнула лишнего, но, как всегда, поняла это слишком поздно.

      – Маша… – цедит он сквозь зубы. – Ты просто… Смотрю на тебя и не пойму: всерьез ты говоришь или издеваешься.

      Не в силах этого больше выносить, я встаю. Непривычно видеть Тимура спустя столько лет. Он возмужал в самом хорошем смысле этого слова, и прическа у него теперь другая. И белая рубашка идет ему не меньше потертых джинсов и толстовки.

      – Встань, пожалуйста, – требую я, подойдя к его столу.

      Тимур хмурится.

      – Это еще зачем?

      – Встань. – Я успокаивающе улыбаюсь. – Или ты меня боишься?

      Со вздохом Тимур поднимается из кресла. Теперь не я возвышаюсь над ним,