Последняя жертва. Александр Островский

пришла, да и прошла, да вот и другая скоро придет.

      Глафира Фирсовна. А он все еще в женихах числится?

      Михевна. Все еще в женихах.

      Глафира Фирсовна. Долгонько. Пора б порешить чем-нибудь, а то что людей-то срамить!

      Михевна. Да чем, матушка! Как мы живем? Такая-то тишина, такая-то скромность, прямо надо сказать, как есть монастырь. Мужского духу и в заводе нет. Ездит один Вадим Григорьич, что греха таить, да и тот больше в сумеречках. Даже которые его приятели и тем к нам ходу нет. Есть у него один такой, Дергачев прозывается, тот раза два, было, сунулся.

      Глафира Фирсовна. Не попотчуют ли, мол, чем?

      Михевна. Ну, конечно, человек бедный, живет впроголодь – думает и закусить, и винца выпить. Я так их и понимаю. Да я, матушка, пугнула его. Нам не жаль, да бережемся: мужчины чтоб ни-ни, ни под каким видом. Вот как мы живем. И все-то она молится, да постится, бог с ней.

      Глафира Фирсовна. Какая ж тому причина, с чего ей?..

      Михевна. Чтоб женился. Уж это всегда так.

      Глафира Фирсовна. А я так думаю, что не даст ей бог счастья. Родню забывает… Уж коли задумала она капитал размотать, так лучше бы с родными, чем с чужими. Взяла бы хоть меня; по крайности, и я бы пожила в удовольствие на старости лет…

      Михевна. Это уж ее дело; а я знаю, что у ней к родным расположение есть.

      Глафира Фирсовна. Незаметно что-то. Сама прочь от родных, так и от нас ничего хорошего не жди, особенно от меня. Женщина я не злая, а ноготок есть, удружить могу. Ну, вот и спасибо, только мне и нужно: все я от тебя вызнала. Что это, Михевна, как две бабы сойдутся, так они наболтают столько, что в большую книгу не упишешь, и наговорят того, что, может быть, и не надо?

      Михевна. Наша слабость такая, женская. Разумеется, по надежде говоришь, что ничего из этого дурного не выдет. А кто же вас знает: в чужую душу не влезешь, может, вы с каким умыслом выспрашиваете. Да вот она и сама, а я уж по хозяйству пойду. (Уходит.)

      Входит Юлия Павловна.

      Явление второе

      Глафира Фирсовна, Юлия.

      Юлия (снимая платок). Ах, тетенька, какими судьбами? Вот обрадовали!

      Глафира Фирсовна. Полно, полно, уж будто и рада?

      Юлия. Да еще бы! Конечно, рада. (Целуются.)

      Глафира Фирсовна. Бросила родню-то, да и знать не хочешь! Ну, я не спесива, сама пришла; уж рада не рада ль, а не выгонишь, ведь тоже родная.

      Юлия. Да что вы! Я родным всегда рада; только жизнь моя такая уединенная, никуда не выезжаю. Что делать-то, уж такая я от природы! А ко мне всегда милости просим.

      Глафира Фирсовна. Что это ты, как мещанка, платком покрываешься? Точно сирота какая.

      Юлия. Да и то сирота.

      Глафира Фирсовна. С таким сиротством еще можно жить. Ох, сиротами-то зовут тех, кого пожалеть некому, а у богатых вдов печальники найдутся! Да я бы, на твоем месте, не то что в платочке, а в аршин бы шляпу-то соорудила, развалилась в коляске, да и покатывай! На, мол, смотри!

      Юлия.