Новый год петербуржского интеллигента. Александр Олегович Лобанов

лась не сразу. Во время борьбы с ней на опущенных веках перед глазами Михалыча от натуги запульсировали тёмно-красные пятна.

      – Э-эх, мать вашу… – подрагивающие пальцы наконец справились с винтовой преградой, покрытые засохшей слюной жадные губы присосались к горлышку бутылки. – У-у-у… А-а-а…

      За незанавешенным окном шёл снег. Часы громоподобно тикали.

      "Доброго утра", – пожелал себе Михалыч и поднялся на ноги. Осторожно разлепил веки. Свет заходящего солнца ослепил его, голова слегка закружилась, и Михалыч снова сел.

      Красный пластиковый квадратик на настенном календаре застыл на числе 31. Михалыч подошёл и снял календарь с гвоздя. Поискал среди бумаг на книжной полке и извлёк новый. Повесил.

      – С Новым годом! Ура! – выкрикнул он неожиданно для самого себя и тут же принялся тереть виски пальцами: перед глазами вновь заплясали знакомые круги. Нужно что-то с этим делать…

      Михалыч приложился лбом к холодному оконному стеклу. Не помогло. В голове уныло гудела настроечная таблица "не забудьте выключить телевизор".

      "Схожу – проветрюсь, – подумал Михалыч. – Пиво кончилось…"

      Он оделся и открыл входную дверь. Вышел на лестницу. На лестничной площадке лежал пьяный Дед Мороз.

      – Опа-на!.. – произнёс Михалыч. – Вот это прикол!

      Огромный личный опыт Михалыча позволил ему безошибочно определить, что Дед Мороз именно пьяный, и не находится в каком бы то ни было ином состоянии, подразумевающем неподвижное лежание на бетонном полу лицом вниз. Испытывая сострадание, на которое способен лишь человек, самолично прошедший через подобное, Михалыч подошёл к Деду и постарался привести его в вертикальное положение.

      Борода Дедушки Мороза, ранее крепившаяся к подбородку с помощью резинки, теперь свободно болталась у него на шее. "Шуба", представлявшая из себя старый ватный халат с пришитым к нему воротником из меха неподдающегося определению животного, была усеяна разноцветными пятнами (по запаху Михалыч мгновенно понял, что оставившие пятна жидкости имели в своём составе значительную долю этилового спирта). Валенки порвались, посох (черенок от лопаты) и шапка (обмотанная серпантином ушанка) валялись рядом.

      Перевернув Деда на спину и усадив затем спиной к стене, Михалыч вгляделся в его лицо. Знакомое лицо!

      – Пашка, ты что ли? – спросил Михалыч.

      Точному определению личности препятствовал красный нос (какой же Дедушка Мороз без красного носа?), видимо, отбитый при падении на пол, или же являвшийся результатом обильного праздничного возлияния.

      Веки красноносого субъекта слегка дрогнули, и он что-то неразборчиво пробурчал.

      – Чего? – переспросил Михалыч.

      – Не, мужики, я больше не могу… – проговорил Дед Мороз чуть более отчётливо. – Дедушке на сегодня хватит…

      – Ни хрена не понял… Пашка, проснись!

      Михалыч принялся трясти Деда за плечи, и через полминуты тяжкой борьбы с трясиной забвения, с явной неохотой отдающей назад свои жертвы, человек в костюме всё же открыл глаза. А спустя ещё полминуты, когда его зрение всё же сфокусировалось на маячившем перед ним лице, Дедушка Мороз произнёс:

      – О… Михалыч… Какой сейчас год?

      Именно этими словами я поприветствовал мир поздним утром первого января.

      Что за мрачное стечение обстоятельств, что за непредсказуемые превратности судьбы привели меня к столь уязвимому положению? Какие тяжкие испытания, какие непреодолимые преграды послужили причиной того жалкого состояния, в котором обнаружил меня сосед по лестничной площадке? И рад бы рассказать о них, рад бы поделиться ими… Однако не всегда чертоги памяти готовы с радостью распахнуться перед ищущим ответы разумом, всё ещё пребывающим в плену зыбкой дымки нереальности, в иллюзорном мире на границе яви и обманчивых, полузабытых грёз… Да, многие события праздничной ночи по-прежнему теряются в тумане, лишь изредка пробиваясь сквозь мрак яркими всполохами, всплывая из чёрного омута потерянных воспоминаний разноцветными пятнами пролитой краски…

      С чего всё началось? Как это часто бывает: со страстного желания. Со страстного желания сэкономить семейный бюджет – разве может быть более похвальное устремление? Для человека с весьма скромным достатком и превеликими тратами на содержание двух маленьких детей; для человека, практически весь доход которого подлежит строгому аудиту со стороны его благоверной; для человека, изо всех сил стремящегося не завязнуть в болоте рабочей рутины – существует ли для подобного человека задача похвальнее? Не является ли вполне естественным для такого человека желание выискать способ, позволяющий совместить решение сразу трёх проблем:

      1) приобрести достойные подарки,

      2) устроить семейный праздник,

      3) обеспечить себе хорошее настроение в Новом году (ибо, как известно, в Новый год ни в коем случае нельзя вступать с плохим настроением).

      Не достоин ли небольшого поощрения человек, сумевший в условиях весьма ограниченных финансов выполнить два первых пункта? В особенности